В последние годы народы Северной Евразии (или постсоветского пространства, кому как нравится) стабильно отмечают столетние юбилеи ключевых событий, оказавших сильное влияние на все минувшее столетие. Начало Первой мировой войны, а затем и ее окончание, Февральская революция 1917 года и большевистский переворот в октябре того же года, образование независимых государств и наконец гражданская война на обломках бывшей Российской империи.
Нет ни одного события и ни одного юбилея, которое не вызывало бы сегодня ожесточенных споров либо как минимум двойственного и неоднозначного отношения. Восстание в Туркестане в 1916 году не стало исключением. 2 сентября 2016 году в столице Кыргызстана, городе Бишкек, был открыт мемориал в память кыргызов, погибших в результате Уркуна – Великого исхода, когда множество кыргызов и казахов (более 300 000 человек в общем) были вынуждены бежать в Китай от репрессий, которые обрушились на них за участие в антироссийском восстании 1916 года.
По данным киргизских историков, в ходе подавления восстания и от тягот этого бегства погибли около 40% от всего народа. Точных цифр никто не может сегодня назвать, но это как минимум десятки тысяч человек.
Мемориал в честь погибших сто лет назад кыргызов спустя несколько дней после открытия посетили лидеры стран СНГ – в их числе президент России Владимир Путин, президент Армении Серж Саргсян и премьер-министр Молдовы Павел Филипп. Именно присутствие Путина, возложившего цветы к памятнику, вызвало тогда возмущение в России, где многие считают всю киргизскую политику памяти о событиях Уркуна целиком антироссийской и напоминают о массовых убийствах русских поселенцев, совершенных киргизами. Дескать, киргизы сами напросились и заслужили резню со стороны русских.
Это лишь один пример того, насколько сложно говорить сегодня о событиях 1916 года. Между тем именно это антиколониальное восстание стало первой ласточкой насилия, которое захлестнет Российскую империю в последующие годы.
Идея о туркестанском восстании как начале гражданской войны в Российской империи по-прежнему не пользуется широкой популярностью, хотя еще в 1954 году профессор Эдвард Деннис Сокол в своей книге «Восстание 1916 года в Российской Центральной Азии» (The Revolt of1916 in Russian Central Asia) – первой англоязычной книге о тех событиях – утверждал, что «восстание 1916 года прозвучало, как первые проявления недовольства приближающегося бедствия, и в нем приняли участие в той или иной форме одиннадцать миллионов представителей коренных народов российской Средней Азии».
Более того, хотя восстание 1916 г. было жестоко подавлено, оно вспыхнуло снова летом 1917 года, оживленное недавними событиями в Петрограде. В сентябре того же года исполком Ташкентского Совета провозгласил советскую власть более чем за месяц до переворота в Петрограде. Таким образом, утверждает Эдвард Сокол: «Восстание 1916 года стало как прелюдией к революции в самой России, так и ее катализатором, который ускорил расстановку сил в российской Средней Азии».
Британский историк Джонатан Смил разделяет этот взгляд и свою недавнюю книгу (вышедшую в 2017 году) назвал «Русские” гражданские войны, 1916-1926. Десять лет, что потрясли мир» (The'Russian'Civil Wars, 1916-1926:Ten Years that Shook the World). Он считает, что тот конфликт, который принято считать гражданской войной в России, был, во-первых, не только русским (как часто считают на Западе), во-вторых, включал в себя несколько разных конфликтов (а не только войну «красных» и «белых»), а в-третьих, длился около 10 лет.
При этом начался он не с 1918 года, как принято считать, а с восстания в Туркестане в 1916 году и закончился тоже позже принятой даты, в 1926 году, когда Туркестанский фронт был преобразован в Среднеазиатский военный округ, то есть, по мнению советского правительства, вооруженное сопротивление новой власти было в основном подавлено.
Причины и начало восстания
Корни восстания 1916 года в Центральной Азии можно проследить до проникновения русских в регион в конце XIX века. Империя стремилась к экспансии в Центральной Азии еще со времени Петра I, когда была послана экспедиция в Хиву в 1717 году, но лишь в ходе завоеваний с середины 1860-х и до середины 1880-х земли вплоть до Ферганы были инкорпорированы в Российскую империю. В 1873 году был установлен российский протекторат над номинально независимыми (хотя и территориально усеченными) Бухарой и Хивой. Кокандское ханство было уничтожено вслед за антироссийским восстанием в 1875 году. Затем к этим землям была добавлена Закаспийская область, завоеванная генералами М. Скобелевым и М. Анненковым между 1881 и 1885.
Изначальным двигателем этой экспансии был хлопок в орошаемых областях южного Туркестана, в котором нуждалась стремительно развивающаяся российская текстильная промышленность. В каком-то смысле катализатором экспансии стала гражданская война в США. Если раньше американский Юг был главным поставщиком хлопка, то после начала войны в мире возник дефицит хлопка.
Еще одной причиной была знаменитая Большая игра, то есть соперничество между Британией и Россией за военное и экономическое присутствие в Центральной и Южной Азии. Приобретения в Центральной Азии казались императору Александру II компенсацией за все то, что Россия потеряла по итогам Крымской войны, а затем и Берлинского конгресса в 1878 году.
Вслед за флагом России в Туркестан потянулись и русские переселенцы, особенно в ходе кампаний Сергея Витте в 1890-х годах и премьер-министра Петра Столыпина после 1906 года, чему способствовало завершение строительства железной дороги Оренбург-Ташкент в 1906 году. Этот процесс вызвал многочисленные экономические, а затем и политические проблемы. Например, регулярно возникали столкновения по поводу прав на землю и воду между местным населением и прибывающими поселенцами, и особенно конфликты между кочевниками и русскими крестьянами.
Существовало недовольство полувоенным, колониальным правительством, которое было навязано региону Санкт-Петербургом. Вообще Туркестан был, пожалуй, самым «классическим» примером в истории российского колониализма, и более всего походил на колониальные владения других европейских держав того же времени.
Ни один другой регион Российской империи за такой длительный период времени не подвергался столь дискриминационному правлению, какой была власть туркестанского генерал-губернатора, и как пишет историк Дэниел Брауэр, восстание 1916 года было не чем иным, как «приговором полувековому колониальному господству империи в Центральной Азии».
Развитие крупной хлопковой промышленности на орошаемых южных землях региона хоть и приносило некоторую пользу местному населению, но оставалось очень хрупким предприятием, которое сильно зависело от колебаний мировых цен на хлопок (в основном в США), что часто приводило к экономическим кризисам в Центральной Азии: например, высокий урожай в Луизиане мог обернуться катастрофой для Ферганы.
Экономические проблемы усугубились Первой мировой войной, когда цены на хлопок упали, а цены на потребительские товары стремительно выросли. Все это вместе с принудительной мобилизацией лошадей военными властями вызывало сильное недовольство.
Не радовал местных жителей и тот факт, что русские в Туркестане занимали весь спектр рабочих мест, от верховных чинов управления до уборщиков улиц. На каждом уровне местные сталкивались с конкуренцией с русскими. В промышленности региона (обслуживающей хлопковую отрасль – или 85% промышленности Туркестана) русские монополизировали квалифицированные позиции, образовывалась огромная разница в оплате и условиях труда.
Русские крестьяне почти не занимались выращиванием хлопка, они занимались пшеницей и зерновыми в деревнях, отделенных от местных, на новых участках, открытых благодаря ирригационным системам. Их наделы были намного больше местных, хотя они на них не работали так интенсивно, как это делал местный крестьянин с простым кетменем. В пользу крестьян из России царское правительство отнимало лучшие земли – в одной лишь Киргизии к 1913 году было захвачено около 4,5 млн гектар лучших земель.
Российские власти при этом утверждали, что российские крестьяне несли с собой более высокую культуру. Но к этому мнению скептично относились даже чиновники правительства. Так, граф Пален в отчете писал: «ни в ассортименте продукции, ни в знании фермерства русские не превосходят местных земледельцев – дунган – напротив, последние выращивают рис, оливки, разнообразные овощи, виноград, груши и даже хлопок, что требует гораздо более интенсивной культуры, чем обычная крестьянская экономика. Даже экономика киргизских номадов в плане адаптации к природным условиям региона (но не в плане техники) находится выше, чем экономика русских».
Война и первая фаза восстания
Настоящим триггером к восстанию стало решение российской Ставки (высшего командования), санкционированное Николаем II от 25 июня 1916 г., о том, что нехватку рабочей силы в промышленности и военно-вспомогательных службах европейской части России должны были компенсировать 390 000 мужчин, «инородцев» из Туркестана (ранее освобожденных от воинской службы), в возрасте от девятнадцати до сорока трех лет. Формально они должны были стать частью армии, но на деле им поручали работу на «строительстве оборонительных укреплений и военных коммуникаций в прифронтовых районах», а также любую другую работу, необходимую для обороны.
Как только приказ был опубликован в Туркестане с 30 июня по 8 июля 1918 г., из-за халатности имперских администраторов и отсутствия должной подготовки и объяснения (и посреди очень трудоемкого сбора хлопка) возникли растерянность и паника. Поползли слухи, что мужчин отправят воевать на фронт (а некоторых даже против мусульманской Османской империи).
Местное мужское население края составляло около 3,5 млн человек, и 250 тысяч составляло 8% от общего населения (за исключением населения Бухарского и Кокандского ханств, к которым приказ о мобилизации не применялся).Определенное количество работников следовало оставить на хлопковых полях. Поэтому в некоторых местах мобилизовали меньше людей, чем в других. Например, хлопковая Фергана получила некоторые исключения, а призыв с Семиречья был больше.
В течение нескольких дней большая часть области поднялась в знак протеста и начались восстания от Уральска на западе до Ферганы на востоке. По всему региону были повреждены железнодорожные пути и телеграфные линии, на правительственные учреждения совершали нападения, чтобы предотвратить насильственную мобилизацию. Беспорядки и насилие разошлись так широко, что 17 июля 1916 года во всей Туркестанской области было объявлено военное положение. Генерал А. Куропаткин, бывший военный министр империи (1898–1904 гг.), который был известен как главный специалист Российской армии по делам Азии, специально был послан с немецкого фронта командовать Туркестанским военным округом.
Восстание в Семиречье
Эта первая фаза восстания, в которой участвовал сарты (оседлое население), была достаточно быстро подавлена. Однако восстание быстро распространилось среди кочевников казахской, кыргызской и туркменской степи. Очень скоро, как заметил один историк, по всему региону носились 15-тысячные отряды повстанцев, а «восстание до некоторой степени приобрело характер «священной войны» против русских неверных и антиколониальной борьбы за независимость».
Особенного ожесточения восстание достигло в Семиречье, где поселились многие русские переселенцы. По словам Эдварда Сокола, русские крестьяне сообщали кыргызам, что их везут на войну на верную смерть, чтобы русские крестьяне могли забрать их землю.
Более того, практически впервые казахские лидеры преодолели клановое соперничество и организовали региональные собрания, на которых обсуждали совместные стратегии. Впрочем, восстание среди казахов Семиречья не приняло серьезных форм по некоторым причинам, среди которых основная – казахи долгое время контактировали с русскими, в отличие от киргизов, проживавших в отдаленных районах.
Восстание киргизов и казахов в Семиречье началось в августе, позже, чем в других областях Туркестана, и власти могли его предвидеть и подготовиться к нему. Несмотря на это, сопротивление было яростным. Так, в Пржевальске восставшие смогли добиться некоторого успеха из-за горного ландшафта.
Подавление восстания: резня и исход
Все эти восстания были подавлены резко и беспощадно. Командующим всеми силами, задействованными при подавлении восстания (и генерал-губернатором Верного), был полковник П.П. Иванов (Иванов-Ринов), который позже, в 1918 г. станет атаманом Сибирского казачества и видным деятелем Белого движения. Один из свидетелей рассказывает: «Иванов дал приказ стрелять, сжечь, конфисковать предметы домашнего обихода и сельскохозяйственные орудия.
Отряды пошли в кишлаки, сжигали товары, стреляли во всех на своем пути, насиловали женщин и совершали другие зверства. В кишлаках они сжигали сельскохозяйственные культуры, а готовое зерно отбирали. Население бежало в город, в степь, оставив свою собственность. Начался голод. Женщины бежали, оставив детей. Беженцы голодали в далеких степях и в городах».
Такие действия поощрялись приказом самого генерала Куропаткина, который потребовал конфискации товаров из восставших районов. В соответствии с его предписаниями и рекомендациями только в районе Туркмении вывезена половина всего скота и палаток кочевников, вместе с 780 лошадьми, 4800 верблюдов, 175000 овец и 2500 голов крупного рогатого скота. Советские источники утверждали, что во всем регионе было убито 88 000 повстанцев, а еще 250 000 бежали (в основном из Семиречья) в Китай, что вместе составляет 20 процентов местного населения Центральной Азии.
По подсчетам Эдварда Сокола, в целом около 270 000 жителей Центральной Азии – казахов, киргизов, узбеков, туркменов и таджиков – были убиты русскими силами. И это не считая многих десятков тысяч, которые погибли. Кроме того, 50 % лошадей, 55 % процентов верблюдов, 39 % крупного рогатого скота и 58 % овец и коз также были забиты или конфискованы у местного населения.
Русских поселенцев и солдат погибло не менее 3000 человек – по официальным данным 3709 человек, включая убитых и пропавших без вести. Из них всего 97 солдат и 24 чиновника, остальные – мирные поселенцы. Как и в случае многих других антиколониальных восстаний, количество погибших местных жителей было намного выше.
Даже в 1919 году, через три года после восстания, геолог П.С. Назаров был шокирован увиденным по дороге из Токмака в село Самсоновка:
«Почти целый день я добирался от Токмака до деревни Самсоновка. Я проезжал мимо крупных русских поселений по дороге... затем кыргызских сел, полностью разоренных и разрушенных, буквально до основания – сел, где всего три года назад были оживленные базары и хозяйства в окружении садов и полей люцерны. Теперь по каждую сторону опустошенные земли. Казалось невероятным, что это стало возможно в столь короткое время – стереть целые деревни с лица земли, с их хорошо развитой системой земледелия. Лишь при самом внимательном поиске я смог найти короткие пни деревьев и остатки оросительных каналов.
Разрушение арыков или оросительных каналов в этом районе стремительно сократило высокоразвитое земледелие района, превратив их в пустыню, и смыло все следы их возделывания и заселения. Какое-либо возделывание земли [стало] возможно лишь в заливных лугах и низинных местах у ручья.
После подавления восстания настала очередь русских поселенцев отплатить киргизам, грабить их аулы, угонять скот и забирать их имущество, но при этом они никак не различали между повстанцами и мирными киргизами, которые оставались верны русским. Все были без разбора обобраны, разграблены и убиты, в том числе многие из тех, кто воевал на стороне России».
Только в Пржевальске было убито до 700 киргизов, не участвовавших в восстании. Куропаткин писал: «Мы должны сурово наказать киргизов, но также и положить конец линчеванию русским населением». 13 августа разъяренная толпа русских жителей растерзала около 500 арестованных киргизов в Беловодске при полном попустительстве военных.
Людей, бежавших в Китай, русские войска пытались вернуть обратно. Некоторые восставшие забирали с собой русские семьи в качестве заложников, и кровопролитие продолжалось.
Восстание туркмен было более длительным, но менее острым, чем у киргизов. Оно было больше вызвано опасениями за хлопковый урожай, а некоторые воодушевленные туркмены даже оскорбились призывом на работы и рвались на войну по примеру знаменитой кавалерии Текке. Наиболее проблемным было сопротивление туркменов-йомудов на границе с Персией, которые стали откочевывать в Персию и оттуда предпринимали атаки на российские патрули (иногда совместно с персидскими йомудами). Силами генерала Мадритова восставших удалось окружить и разбить только к концу декабря 1916 года.
Восстание не было синхронным, кочевники и сарты оказывали сопротивление отдельно друг от друга, и это дало возможность Куропаткину быстро перемещать силы и подавить его на разных этапах. У восставших не было ни единых сильных лидеров, ни политической программы для всего региона.
После восстания
Восстание стало неожиданностью для российских властей, богатых местных элит и религиозных деятелей. Если российская охранка накануне восстания была слишком занята джадидами и мусульманами, то местные элиты не имели единой позиции – они или поддерживали восставших, так как мобилизация затрагивала их коммерческие интересы, или заверяли российские власти в своей преданности, опасаясь репрессий. Исламские духовные лидеры часто поддерживали восставших и даже возглавляли.
Восстание нанесло большой удар по экономике региона. Три года спустя деревни оставались разрушенными, ирригационные каналы – заброшенными, земля и растительность – вымершей. Население было запугано, опасаясь даже обращаться к властям с жалобой на мародерство и грабежи со стороны русских.К 1 февраля около 110 тыс. рабочих из региона были мобилизованы на фронт. Некоторые работали в самой Центральной Азии на железной дороге и оборонительных участках. Некоторые были посланы не только на фронт, но и в Центральную Россию, Украину и другие области империи.
Современные большевистские интерпретации восстания 1916 года имели тенденцию изображать его как прогрессивное антиимпериалистическое движение, направленное на национальное освобождение. В этом им помогало то, что некоторые из лидеров повстанцев впоследствии вступили в партию большевиков (например, Токаш Бокин).
Однако когда в 1917-1918 годах в Туркестан начали возвращаться местные, которые ранее бежали в Персию, Афганистан и Китай, тон большевиков стал несколько сложнее. Эти беглецы ненавидели русских и российское правление, а советская власть им казалась лишь очередной реинкарнацией царской власти.
Конфликт разгорелся, когда мусульманская интеллигенция создала антисоветское правительство в Коканде («Кокандская автономия») 29 ноября 1917 г. Оно было разгромлено красногвардейцами, а тысячи «инородцев» были убиты 18–22 февраля 1918 г. Затем этот конфликт перерос в региональное партизанское сопротивление, движение басмачей, которое находилось под сильным влиянием мусульманских духовных лидеров. Это сопротивление Красная Армия сможет усмирить большой ценой лишь к 1926 году, хотя само движение басмачей будет существовать вплоть до 1940-х годов.
Среди басмачей было немало тех, кто воевал против русских в 1916 году – например, Джунаид-хан – и тех, кто позднее потерял средства к существованию из-за кампании по «усмирению» со стороны Иванова и ему подобных.
Эдвард Сокол в заключение своей книги приходит к выводу, что Россия была плохо подготовлена к задаче несения цивилизации в Азию. «Российский режим был сам слишком азиатский, чтобы нести влияние в Азию». Сам Куропаткин признавал, что «за тридцать лет мы не приблизились, а отдалились от местных». Возможно, в оценке историка сказывался популярный американский антикоммунизм тех времен, но в принципе в этом он сходится с мнением ранних большевиков.
Восстание в Туркестане в 1916 году сегодня можно рассматривать под самыми разными углами. Для одних это «проявление политики угнетения царской России по отношению к нацменьшинствам». Для других это «элементарное проявление выражения протеста против роли белого человека». Для третьих – «вечная борьба Ислама (мусульман) против неверных». А кто-то усматривает еще и конфликт кочевников и оседлого населения.
Можно лишь догадываться, каким был бы российский Туркестан, не случись Февральская революция, но падение российской имперской власти в начале 1917 года в значительной степени помогло подъему басмачества, так что восстание 1916 года в Центральной Азии можно рассматривать как начало кровавого десятилетнего периода смуты на территории Российской империи.
