В конце августа 2021 года советник президента Украины Алексей Арестович в беседе с журналистом Романом Цымбалюком предложил переименовать свою страну в «Русь-Украину». «Перехват наследства Киевской Руси - это главное, что нам нужно сделать. Это намного важнее танков. Пока мы движемся в правильном направлении… Надо у них отобрать бренд «русских» в конце концов. Я борюсь над тем, чтобы мы называли войну правильно, например, русско-российская война. Русь - это мы. Русы, русины. Я бы сменил название государства, назвал бы нас Русь-Украина, двойное название сделал бы. Мы работаем над этим», - сказал он.
В каком-то смысле это предложение стало кульминацией ряда посланий самого украинского президента Владимира Зеленского, включая его речь на праздновании очередной годовщины крещения Киевской Руси, в которой он заявил о том, что именно Украина является наследницей последней. «Киевская Русь — это мать нашей истории. 24 области Украины и полуостров Крым — ее родные дети. И они по праву — ее наследники. А двоюродным племянникам и очень дальним родственникам не нужно посягать на ее наследство», - сказал тогда он, явно реагируя на провокационную статью Владимира Путина «Об историческом единстве русских и украинцев».
Надо отметить, что в такой форме, то есть, как призыв к переименованию страны, предложение Арестовича вызвало противоречивую реакцию в Украине, включая достаточно острую критику. Но в основном это имеет «тактический» или точнее практический характер, в то время как «стратегически» или концептуально идея о том, что Русь — это Украина, а Россия к ней не имеет никакого отношения, становится для украинского общества консенсусной.
В свою очередь в России историки и пропагандисты, отчасти реагирующие на соответствующий запрос Владимира Путина, отчасти создающие его, пытаются доказать прямо противоположное - что именно Россия является преемником Руси, тогда как Украина является искусственным образованием, созданным на одной из ее частей.
Кто же прав в этом споре, а главное, какие практические выводы сегодня могли бы следовать из этого?
Как «две Руси» и «один народ» превратились в УССР и РСФСР
По историческим меркам, еще совсем недавно территории обеих нынешних стран (в случае с Россией — ее ядра) неформально именовались «Русью», и при том у каждого она была своя.
В советские годы во многом с подачи Владимира Ленина термин «великорусский» стал употребляться как синоним шовинизма, чему не воспрепятствовало даже то, что в поздней версии советского гимна «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь». Однако в своем изначальном смысле этот эпитет - «Великая Русь», как назывались старые русские земли нынешней России, равно как и производные от него «великороссы» или «великорусы», не имели смысла какого-то превосходства. В равной мере и термин «Малая Русь», как называлась территория Украины, и производные от него «малороссы» и «малорусы», которые сегодня вызывают идиосинкразию у украинцев и рассматриваются как указания на их подчиненность «великороссам», изначально не имели такого значения.
Вот что писал и о значении этих терминов, и об истории их происхождения дореволюционный киевский историк Андрей Стороженко: «Когда Русь (или, по-гречески, Россия) распалась надвое, явилась необходимость отличать одну Русь от другой каким-нибудь определением. Византийцы воспользовались готовыми географическими терминами: страна Малая или Великая, унаследованными ими от классической древности. Древнегреческие и римские писатели определяли страну как Малую или Меньшую (в сравнительной степени) не потому, что она занимала незначительную площадь, но главным образом в том смысле, что она являлась исконным местопребыванием, или прародиной, одного народа или нескольких родственных племен, — в смысле, так сказать, первоначального народного и государственного ядра».
«Великими назывались, - продолжает он, - у классических географов страны, колонизованные населением из малых, иначе говоря: разросшиеся из недр страны-матери. Огромный передний выступ на западе Азиатского материка, омываемый водами четырех морей: Черного, Мраморного, Архипелага и Средиземного — назывался Малой Азией, как колыбель азиатских народов, откуда «рассеял их Господь по всей земле», по библейскому выражению. Великой Грецией назывались греческие колонии в Сицилии и Южной Италии, по берегам Тарантского залива».
«Кельтское племя бриттов населяло первоначально полуостров Арморику в нынешней Франции. Когда часть бриттов перебралась на соседний остров, то старую родину их стали называть Малой Британией (Britania Minor, нынешняя французская Бретань), а новые колонии на острове — Великой Британией (Britania Major). В средние века, по греко-римской традиции, окрестности Кракова (позднейшие воеводства Краковское, Сандомирское и Люблинское), древнейшее средоточие польского племени, назывались Малой Польшей (Minor Polonia); Великая Польша (Major Polonia) — позднейшие воеводства Познанское и Калишское — являлась продолжением польских поселений по реке Варте на север, к Балтийскому морю».
«Итак, осведомившись о происшедшем разделении Руси, патриарх и император начали называть искони им известную Киевскую, Приднепровскую Русь — Малой, а Русь Залесскую, вновь представшую их умственному взору, — Русью Великой», - заключает Стороженко.
Современный украинский историк Ярослав Грицак говорит фактически о том же: «Путин говорит про украинцев как про второсортных малороссов. Но Малороссия не означает меньшинство или второсортность. Малороссия имеет такое же значение как Малая Польша по отношению к Великой Польше или Малая Греция по отношению к Великой Греции. Это означает центр, место откуда пошла цивилизация».
Такое понимание смысла терминов «Малая Русь» и «Великая Русь» принимал и советский, и российский историк, академик Олег Трубачев: «Такие названия, как Велико-россия, Велико-британия никакого самовеличания перед другими странами, другими народами, как это многим до сих пор мнится, не выражают. Их подлинный, изначальный смысл делается понятным из окружающего контекста, потому что названия эти возникли как ориентационные, они как бы знаменуют область вторичной колонизации и ее отношение к области исходной. Так, Великобритания (раз уж мы ее упомянули) образует в указанном смысле пару с Бретанью, исходной областью на материке; древнейшая колонизация острова шла оттуда.... и античная Великая Греция - это вторичные поселения греков в Нижней Италии, и Великая Моравия времен наших первоучителей - свв. Кирилла и Мефодия - это область к югу от той Моравии, что в теперешней Чехии».
«Иногда старая, исходная область начинает в итоге называться «Малая», «Мало-«, что также не следует понимать буквально или оценочно. Например, в составе польских земель Малопольша зовется так именно по той причине, что славяне, предки поляков, освоили ее раньше, чем Великопольшу, расположенную дальше на север. Знать эти примеры необходимо и нам, если мы хотим правильно понимать самих себя, живущих в Велико-россии, для которой - для Руси Великой - Русь Малая, Малороссия всегда имела смысл Руси изначальной», - пишет ученый.
Итак, еще примерно век назад не возникало особых вопросов о том, где есть Русь и кому она принадлежит. У каждого из нынешних претендентов была своя Русь, и спорить можно было разве что о том, к какой из ее частей относится та или иная территория.
Вопрос — уже тогда — стоял иначе, ответ на него историей был дан, но сегодня его пытается пересмотреть российский президент Путин и та часть российского истеблишмента и общества, которые с ним солидарны.
А именно — несмотря на то, что законодательно в Российской империи в отличие от Советского Союза не закреплялась «национальность», которую в документах и переписях заменяли «вероисповедание» и «родной язык», неформально существовала доктрина триединого русского народа, состоявшего из «великороссов, малороссов и белороссов». Таким образом, хотя «Малая Русь» неформально считалась отдельной от «Великой Руси» исторической землей (это видно из описания Большого государственного герба Российской империи), национальная самостоятельность за ней не признавалась, а «малороссы» рассматривались не как отдельный народ, а как часть «триединого русского народа».
Вместе с тем, условность этой конструкции была очевидна многим. И не только тем, кто уже c середины XIX века начинает идентифицировать себя как украинцев.
Даже русский националист Михаил Меньшиков в начале XX века писал о том, что и среди тех «малороссов», кто продолжал считать себя русскими, было сильно собственное этническое самосознание: «Я вполне искренне верю общерусскому патриотизму многих образованных малороссов и большинства малороссийского простонародья. Между теми и другими я встречал таких одушевленных и стойких носителей имперской нашей идеи, что дай Бог очень и очень многим великороссам подняться до этого высокого уровня. Но исключения все-таки не составляют правила – общее же правило таково, что большинство «хохлов», считая себя русскими, недолюбливают «москалей»...».
Но самое интересное, что задолго до этого на разности двух народов настаивали некоторые видные представители «великороссов», то есть, русских в современном понимании. Так, один из первых оппозиционных русских националистов первой четверти XIX века издатель «Московского Телеграфа» Николай Полевой написал и опубликовал в 1830 году этнографический трактат под названием «Малороссия». Его выводы были категоричными — ни о каком этническом единстве населения Малой Руси c «великороссами» не может идти и речи:
«Язык, одежда, облик лица, быт, жилища, мнения, поверья — совершенно не наши! Скажем более: на нас смотрят там доныне неприязненно. Имя: Москвитянин (Москаль) показывает отчуждение наше от туземцев».
Собственно, для имеющих представление об этнической истории двух стран, вошедших в политический союз в 1654 году после нескольких веков раздельного существования, ничего удивительного в выводах Полевого нет.
Жители «Малороссии» или Украины назывались в Московском государстве «черкасой» или «черкасами». О том, как украинцы или «малороссы» называли «великороссов», пишет Полевой.
В украинском языке, который наряду с белорусским представляет собой вариант развития «руськой мовы», существовавшей в Великом княжестве Литовском и Руськом, литературным названием для современных русских является «етнiчнi росiяне», при этом «російське» отделяется от «руського», которое считается древним названием предков тех, кто позже принял имя украинцев.
В деревенской народной гуще, в которой до недавнего времени пребывало большинство предков современных украинцев и русских, обходились без политкорректности - «москалями» и «хохлами» называли выходцев из среды, иноэтничность которой по отношению к своей не вызывала никаких вопросов.
Причины такого этнического отталкивания понятны. Они заключаются не только в том, что предками соответствующих народов были разные славянские племена, проживавшие на территории Древней Руси — древляне, поляне и северяне у украинцев и кривичи, словене ильменские и вятичи у русских. По мере колонизации последними «Великой Руси» происходила ассимиляция ими местного балтского и финского населения с одновременным усвоением его генетики и культуры.
В свою очередь славянское население «Малой Руси», в особенности ее южной части, таким же образов впитывало в себя субстрат тюркских и аланских племен — отсюда, видимо, и название «черкасы», закрепившееся за украинцами в Московском царстве.
Кроме того, после Батыева нашествия на многие века расходятся политические пути юго-западных и северо-восточных земель Древней Руси. Значительная часть первых оказывается в составе Великого княжества Литовского и Руського, где под Русью понимались земли будущих Беларуси и Украины, а под «руськой мовой» - их тогда еще неразделившийся язык.
Вторые же со временем консолидируются вокруг Великого княжества Московского, при этом фонетическая основа его языка, как показал академик Андрей Зализняк, сформировалась посредством синтеза московской и новгородской лексики.
Поэтому, когда после несколько веков раздельного существования и этнокультурного развития эти земли (наряду со многими другими!) оказались в составе Российской империи, в их гуще это были уже разные народы. И как только пало принуждавшее их к «триединству» самодержавие, сразу после Февральской революции, Украина провозгласила национальную самостоятельность, а большевики, вынужденные вопреки своим первоначальным установкам создать на месте бывшей Российской империи номинальный Союз разных национальных республик, фактически закрепили национальное разделение между «Малороссией» в лице УССР и «Великороссией» в лице РСФСР.
Что есть Русь?
И тем не менее, параллельно с этими процессами продолжала жить и проявлять себя идея «Руси» как общего для этих народов наследия. Но чтобы понять, почему оно проявляло и проявляет себя именно так, и что с этим делать, сперва надо разобраться с тем, что это вообще такое - «Русь».
Представление, согласно которому изначально существовал некий славянский народ «русичей», создавший страну «Русь», в наши дни в научных кругах считается абсолютно маргинальным. Более того, все чаще критике подвергается идея единой «древнерусской народности», которая, как считалось в советские времена, существовала в Древней Руси. Сегодня есть понимание того, что при той плотности информационной среды, которая существовала в то время, такая «народность» могла охватывать лишь ограниченные дружинно-церковно-городские слои населения.
Напротив, есть четкое понимание того, что на территории, которая впоследствии приняла имя «Руси», изначально проживали разные племена — как славянские, так и их соседи. При этом явно видны два геокультурных круга и два геополитических центра — северный и южный.
Если жившие на Севере возле Балтики словене и примыкавшие к ним кривичи жили в окружении балтских и финских племен и находились в зоне экспансии скандинавов (викингов, варягов), то жившие рядом с Черным морем древляне, поляне и северяне находились в непосредственной близости от двух региональных держав того времени — православной Византии и тюркского Хазарского каганата.
И каким бы ни было происхождение термина «Русь», которое до сих пор вызывает споры, очевидно, что его постепенное распространение на все эти земли совпадает с распространением на них власти династии Рюриковичей, наиболее вероятно скандинавского происхождения, которая переносит свою ставку из северных Ладоги и Новгорода в южный Киев, таким образом превратившийся в «мать городов русских».
То есть, первое, самое древнее значение понятия «Русь» очевидно связано не с мифическим племенем «русичей», а с распространением на соответствующие земли власти русов Рюриковичей, под которой оказываются предки и будущих украинцев, и будущих русских, и будущих белорусов. Именно с этим и связано последующее стремление конкурирующих представителей этой династии распространить свою власть на всю Русь («всея Руси») - не потому, что они были «русскими националистами», а потому что в феодально-патриархальной логике они рассматривали ее как свой родовой удел.
Не менее, а впоследствии и более, важным стало второе содержание понятия «Русь» - церковное. Несмотря на то, что установленное на Руси князем Владимиром православие изначально считалось «греческой верой», и ее проводниками долгое время были греческие церковные миссионеры, именно вокруг монастырей и церквей на основе формируемой в них летописной традиции получает развитие то, что называется «древнерусской народностью», но что более точно можно назвать «церковной народностью».
И если в Московском царстве, в «Великой Руси», православная церковь существовала под властью православных князей и затем царей, то в Великом княжестве Литовском и Руськом, которое впоследствии объединяется с Польшей в Речь Посполитую, под властью католических князей и королей православие становится «руськой верой». Именно поэтому, когда в Речи Посполитой усиливается католический натиск на «руську веру», ее активные приверженцы обращают свои взоры на православное Московское царство как на защитника единоверцев.
Идея единой православной Руси или «Святой Руси» распространяется главным образом на конфессиональной основе и на основе локальной культурной версии православной традиции, невзирая на этнические различия между гущами соответствующих народов. Это объясняет и то, почему даже в наши дни одним из важнейших оплотов этой идеи является Русская Православная Церковь, категорически отказывающаяся смириться с церковной самостоятельностью (автокефалией) Православной Церкви Украины.
Ведь по своей сути Русская Православная Церковь является русской не в этническом — «великорусском» - а в квазинационально-конфессиональном смысле. Причем такой она стала после того, как отдалившееся к тому времени от остального православного мира Московское царство оказалось под влиянием православных выходцев из Украины, ставших идеологами церковной реформы и ломки «московского древлего благочестия» («староверия») под ту версию православия, что стала называться «никонианством».
Как верно отметил Дмитрий Горевой, «Феофан Прокопович, выпускники Киево-Могилянской академии и образованное украинское духовенство создали и навязали россиянам стратегический нарратив касательно единства, чтобы войти в круги элиты Московского царства и занять там ведущие посты... Пройдет совсем немного времени, и уже к середине XVIII века украинцы пожалеют о своей интеллектуальной авантюре».
Таким образом, идея «Святой Руси» как основа проекта «Русского мира» фактически противостоит сегодня не только украинскому национальному проекту, но и перспективам становления в качестве современной политической нации самих русских, которые остаются заложниками своих имперских стереотипов.
Общее наследие: раздел или война?
Возвращаясь к идее Алексея Арестовича, в вышеуказанном контексте становится очевидно, что мессианской идее «Святой Руси» и «Русского мира» он хочет противопоставить не просто украинский национальный проект, а альтернативную московской киевскую мессианскую идею.
Собственно, об этом он прямым текстом говорил еще несколько лет назад в своем ролике, в котором называл Киев «Новым Иерусалимом славянской цивилизации», чьей миссией является поддержать будущий Майдан в России против «нового Сарая», воплощением которого он называл Кремль. «И тогда, по-настоящему, вокруг Киева и Новгорода снова объединится Русь — европейского типа. Очень сильное, мощное, креативное, творческое государство. И мы всех русских настоящих приглашаем строить вместе этот будущий, новый мир, когда наши корабли будут бороздить космические пространства и мы будем снова центром славянской цивилизации», - говорил он тогда.
Но при всех симпатиях автора этих строк к украинскому национальному проекту надо признать, что как с организацией Майдана в России, так и с тем, чтобы украинские корабли бороздили космические пространства у него не задалось. Это отнюдь не означает, что он не имеет права на существование — отнюдь не всякому национальному проекту по плечу решать мессианские задачи, большинство же народов создают национальные государства просто для себя.
В такой перспективе положительный исход нынешнего «спора за Русь» мог бы заключаться в признании того, что Русь как исторический феномен принадлежит далекому прошлому, а современные страны, которыми являются Россия и Украина в их международно признанных границах, просто владеют своей частью доставшегося им от него наследства, не претендуя на наследственную долю соседа.
Таким, например, является отношение к Риму у романоязычных народов — его наследниками себя считают как итальянцы, так и румыны, но это не приводит к попыткам «собирания земель римских» и спорам о том, кто его может осуществлять с большим правом.
При этом следует честно констатировать, что инициатива пересмотра как международно признанных границ, так и результатов процесса национального самоопределения находившихся ранее в одной империи народов, сегодня исходит от России. Ведь это ее правящий класс не может принять ее как национальное государство в границах, возникших на основе Великороссии, а не Российской империи или Советского Союза, вынуждая и Украину, и другие постсоветские страны реагировать на политику имперского реваншизма.
В этом смысле вызывает осторожный оптимизм появление таких программных текстов, как недавняя статья «Переоценка близости. Как России строить отношения с Украиной» директора Московского центра Карнеги Дмитрия Тренина. Несмотря на то, что часть его практических рекомендаций (защита «республик Донбасса») остается в рамках официального дискурса Кремля, основная идея статьи представляет собой абсолютный вызов той квазинационально-исторической доктрине «Русского мира», которую провозглашает и отстаивает Владимир Путин.
Главная идея Тренина заключается в том, что Россия не нуждается в Украине в настоящем, что свои корни в прошлом она должна искать на собственной территории — Московского царства и Новгорода, в котором впервые воцарились Рюрик и его дружина, и что в будущем она должна принять Украину как соседа, который не вернется ни в какой «Русский мир», последний же ей надо строить у себя, а не пытаться его распространять на другие страны.
Думается, что в контексте меняющихся глобальных реалий и новых цивилизационных вызовов именно такой подход, симметричный с обеих сторон, был бы наиболее продуктивным для двух частей Руси, тогда как попытки ее «собирания» и споры о том, вокруг кого оно должно происходить, не пойдут на пользу никому.
