Нобелевский комитет 7 октября объявил имя лауреата премии по литературе в 2021 году. Им стал Абдулразак Гурна, один из ярких представителей «черной» британской литературы, выходец из Занзибара.
Формулировка достижений Гурны, за которые он удостоился своей премии, звучит так: «За бескомпромиссное и сострадательное погружение в последствия колониализма и судьбу беженцев в пропасти между культурами и континентами». «В своих 10 романах он последовательно и с большим состраданием исследовал влияние колониализма в Восточной Африке и его влияние на жизнь изгнанных и мигрирующих людей».
Как и подобает академии, ее определение выглядит несколько тяжеловесно. Критики же отмечают лиризм его сочинений, их сдержанный и задумчивый блеск.
«Он один из величайших ныне живущих африканских писателей, и никто никогда не обращал на него внимания, и это просто убило меня», – говорит в интервью The Guardian Александра Прингл, его давний редактор.
Гурна стал первым африканцем, получившим эту награду почти за два десятилетия, и первым чернокожим писателем после американки Тони Моррисон, которая стала лауреатом в 1993 году. Среди африканцев-лауреатов были еще Воле Шойинке из Нигерии, получивший премию в 1986 году, египтянин Нагиб Махфуз, победитель 1988 года, лауреаты из Южной Африки Надин Гордимер (1991 года) и Джон Максвелл Кутзее (2003 году). В 2007 году победила британо-зимбабвийская писательница Дорис Лессинг.
В целом, без сомнения шведам удалось удивить всех своим выбором по присуждению Нобелевской премии по литературе. По словам одного обозревателя, «для циников, игроков, книжных червей и ценителей африканской литературы эта новость стала глотком свежего воздуха». Удивление самого Гурны по поводу того, что он получил премию, показывает, насколько мало внимания уделяется огромному и разнообразному диапазону литературы из Африки.
Сначала, когда ему позвонили из Швеции, Гурна не мог поверить в происходящее. «Я думал, что это был один из тех «холодных звонков». Так что я просто ждал, чтобы увидеть – это по-настоящему? И этот очень вежливый, нежный голос сказал: «Я говорю с мистером Гурной? Вы только что получили Нобелевскую премию по литературе». И я сказал:«Да ладно! О чем вы говорите?»»
Лишь зайдя на веб-сайт Шведской академии, он убедился, что это не розыгрыш.
Всего за несколько дней до объявления в социальных сетях призывали «не ждать многого» от Нобелевского комитета, учитывая крайне скандальный 2019 год, когда лауреатом премии по литературе стал австрийский писатель словенского происхождения Петер Хандке – друг сербского лидера Слободана Милошевича, апологет Югославии и отрицатель геноцида боснийских мусульман в Сребренице.
Гуманитарные категории Нобелевской премии – то есть премия мира и премия по литературе – никогда не были свободны от политического флера и всегда воспринимались как своего рода своевременное заявление. Тем не менее, Нобелевский комитет показал, что обвинения в его адрес в духе «мы другого и не ожидали» могут звучать с самых разных сторон и по самым разным поводам.
В этот раз пришел черед возмущаться тем, кто видит в решении Нобелевского комитета «левацкое» потакание антиколониальным и антирасистским тенденциям в литературе. Люди, которые ни разу не читали Гурну и даже не слышали его имя вплоть до октября, пишут, что премию ему дали исключительно по велениям политической «моды» наших дней.
Скандалы, в центре которых в последние годы оказывается Нобелевский комитет, как будто подтверждают эту теорию. Премию давно обвиняют в отсутствии разнообразия среди лауреатов. Журналистка Грета Турфьель в шведской газете Dagens Nyheter отметила, что 95 из 117 прошлых нобелевских лауреатов были выходцами из Европы или Северной Америки, и что только 16 лауреатов были женщинами. «Неужели так может продолжаться?» – спрашивала она.
Естественно, многие действительно ожидали, что в этом году премию получит автор из условного «третьего мира», и скорее всего женщина. Впрочем, женщина – американская поэтесса Луиза Глюк – получила премию в прошлом году. Выбор Гурны разочаровал не только тех, кто увидел в решении Нобелевского комитета потакание антирасистской и антиколониальной повестке.
Хотя новостные ресурсы во всем мире и сообщили о том, что премию получил «танзанийский писатель», в действительности же Гурна десятки лет живет в Британии и пишет на английском языке. Уже сейчас раздаются призывы включить в состав Нобелевского комитета людей, владеющих неевропейскими языками, например, урду или волоф, чтобы отметить премией авторов, пишущих на языках третьего мира. Так что если и можно сделать хотя бы один вывод из споров относительно решения академии, то он будет о том, что ни один писатель не сможет быть достаточно подходящим для всех.
Занзибарский изгнанник
Абдулразак Гурна родился в 1948 году на острове Занзибар, который был тогда мусульманским султанатом под протекторатом Великобритании. С 1890 года островное государство находилось под британским протекторатом, в статусе, который британский лорд Солсбери описал как «более дешевый, простой, менее уязвимый для… самоуважения», чем прямое правление.
За столетия до этого Занзибар был важным центром индоокеанской торговли, особенно с арабским миром, и большим плавильным котлом. Собственное наследие Гурны, выходца из семьи йеменских арабов, отражает эту историю, и он был воспитан мусульманином (в отличие от другого известного сына Занзибара Фредди Меркьюри, чья семья была зороастрийцами родом из Гуджарата).
В 1963 году Занзибар стал независимым, но в следующем году его правитель султан Джамшид был свергнут. Во время революции чернокожее население острова устроило этнические чистки местных арабов, которые долгое время были хозяевами султаната. Эти события напрямую повлияли на жизнь Гурны и на его литературный дискурс.
В 2001 году он писал: «Я приехал из Занзибара, маленького острова у берегов Африки, на котором в 1964 году произошло жестокое восстание, приведшее к катастрофическим потрясениям. Тысячи людей были убиты, целые общины изгнаны, а многие сотни заключены в тюрьмы. В последовавших за этим беспорядках и преследованиях нашей жизнью правил мстительный террор. В 18 лет, через год после окончания школы, я сбежал».
Вместе с братом Гурна переехал сначала на материк, а затем в Британию. Первоначально он учился в колледже Крайст-Черч в Кентербери, степени которого в то время присуждал Лондонский университет. Затем он поступил в Кентский университет, где получил степень доктора философии, защитив диссертацию под названием «Критерии критики западноафриканской художественной литературы» в 1982 году.
С 1980 по 1983 год Гурна читал лекции в Университете Байеро в Кано в Нигерии. Затем он стал профессором английского языка и постколониальной литературы в Кентском университете, где преподавал до выхода на пенсию в 2017 году и где сейчас является почетным профессором английской и постколониальной литературы.
Гурна прожил 17 лет в Великобритании, прежде чем смог снова впервые приехать на Занзибар. За это время он начал писать.
«Писательство было случайным делом. Это не было чем-то, о чем я думал: «Я хочу быть писателем» или что-то в этом роде». «Писательство [пришло] из ситуации, в которой я находился: бедности, тоски по дому, неквалифицированности, необразованности. Итак, из-за этого страдания вы начинаете что-то записывать. Это не было похоже, как будто я пишу роман. Но это продолжало расти... Затем это стало «писательством», потому что нужно думать, конструировать, формировать и так далее».
Вспоминая свой писательский опыт, Гурна объясняет, как его разлуку с родной страной можно рассматривать в качестве ключевого события новейшей истории:
«Всю свою сознательную жизнь я прожил вдали от страны, где родился, я поселился среди чужих, и теперь не могу представить, как бы я мог жить иначе. Иногда я пытаюсь это сделать, но не могу разрешить гипотетический выбор, который предлагаю самому себе. Так что писать на лоне своей культуры и моей истории было невозможно, а может быть, это невозможно для любого писателя в каком-либо глубоком смысле. Я знаю, что начал писать в Англии, в отчуждении, и теперь понимаю, что именно это состояние, когда я происхожу из одного места и живу в другом, было моей темой на протяжении многих лет, не как уникальный опыт, который я пережил, но как одна из историй нашего времени».
Неудивительно, что вся его писательская карьера, а это множество рассказов и эссе, а также 10 романов, посвящена изучению множества причин, по которым люди могут оказаться в изгнании: из своих домов, семей и сообществ и, что, возможно, наиболее важно, из самих себя. «То, что мотивировало весь мой писательский опыт, – это идея утраты своего места в мире», – говорит Гурна.
Книга за книгой он проводит читателей через важные исторические моменты и разрушительные социальные разрывы, мягко обрисовывая, как людям удается сохранять семьи, дружбу и личное пространство нетронутыми, если не полностью целостными.
Книги Гурны не обязательно легко читаются, его персонажи часто отягощены болью утраты. Главные герои борются за жизнь на обочине общества, страдают из-за обреченной межрасовой любви, а решений ситуаций оказывается слишком мало.
Многие его книги, в том числе первый роман «Память об отъезде» (1987), изданный, когда Гурне было почти 40 лет, посвящены предательствам и невыполненным обещаниям со стороны государства или власть имущих и сосредоточены на людях, которые покидают дом в поисках лучшей жизни.
Действие его второго романа, «Рай», вошедшего в шорт-лист Букеровской премии 1994 года, происходит незадолго до Первой мировой войны и представляет собой душераздирающее исследование издержек немецкого колониализма и политической агрессии. По сути, это предшественник его последнего романа «Посмертие» (2020), который посвящен разгару восстания 1907 года против немецких колонизаторов и показывает нам психологически сложных персонажей, которые на протяжении поколений и в результате перехода от немецкого к британскому правлению изо всех сил пытаются сохранить свои семьи и общины в небольшом прибрежном городке в материковой части Танзании.
Роман «У моря» (2001), который был номинирован на Букеровскую премию 2002 года, и «Последний дар» (2011) представляют жизни беженцев, пытающихся обосноваться в Англии. В этих книгах Гурна задается вопросом о значении принадлежности и о том, можно ли когда-нибудь по-настоящему оставить прошлое позади.
Каждый из романов Гурны сосредоточен на историях тех людей, чьи биографии могли не попасть в архивы или у кого нет документов, которые сделали бы их запоминающимися для всего мира. Но эти лавочники, ремесленники, аскари (местные солдаты, служащие в колониальных армиях), студенты и беженцы – все для него важны, и в процессе написания он делает их значимыми и сложными и напоминает нам, что каждый достоин памяти.
Хотя родной язык Гурны – это суахили, в качестве литературного языка он выбрал английский, а в его прозе часто присутствуют следы суахили, арабского и немецкого языков. Он опирался на образы и истории из исламской традиции, а также из арабской и персидской поэзии, и особенно из «Тысячи и одной ночи». Иногда ему приходилось сопротивляться издателям, которые хотели выделить в его книгах курсивом или англизировать ссылки и фразы на суахили и арабском языке.
«Есть способ, которым британские издательства, а возможно, и американские издательства, всегда хотят, чтобы чужой казался чужим», – говорит Гурна. «Они хотят, чтобы вы выделили это курсивом или даже поместили словарь. И я думаю, нет, нет, нет, нет».
Писательница Мааза Менгисте описала его прозу как «как медленно движущийся нежный клинок». «Его предложения обманчиво мягкие, но совокупная сила для меня ощущалась как удар кувалдой», – сказала она.
Возвращение домой
Возвращение на Занзибар было непростым опытом, вспоминает Гурна:«Это было ужасно: 17 лет – это долгий срок, и, конечно же, как и в случае со многими людьми, которые переезжают или покидают свои дома, возникают всевозможные проблемы вины. Возможно, стыд. Не зная наверняка, что поступили правильно. Но также не зная, что они подумают о вас, вы знаете, что вы изменились, вы больше не «один из нас». Но на самом деле ничего этого не произошло. Вы выходите из самолета, и все рады вас видеть».
Ну а сегодня для Занзибара имя Абдулразака Гурны имеет колоссальное значение. Никто не обрадовался его успеху так, как жители родного острова, с которого ему когда-то пришлось бежать. В сегодняшней преимущественно христианской Танзании мусульманский остров Занзибар, наследник древней и оригинальной культуры суахили, стремится к самоопределению и сохранению своей идентичности. Долгое время полтора миллиона занзибарцев чувствовали себя в Танзании словно не в родной стране.
В последнее время многое переменилось. В этом году впервые в истории Танзании президентом стала женщина, Самия Сулуху Хассан, мусульманка из Занзибара. Жители острова надеются, что, имея теперь на своей стороне всемирно известного писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе, они смогут громче заявить о своем месте в мире, в том числе добиваясь самоуправления.
Впрочем, когда его спросили, каково это быть самым известным занзибарцем со времен Фредди Меркьюри, Гурна рассмеялся. Он сказал, что Меркьюри на самом деле никто не знает на Занзибаре, кроме людей, которые привлекают туристов, так что скорее всего и его имя не будет известно. Возможно, так и было раньше, но занзибарец, ставший первым темнокожим африканским лауреатом Нобелевской премии за 30 лет, кажется, все-таки привлекает больше внимания.
Занзибарское происхождение Гурны ставит его в уникальное положение, из-за которого его сложно обвинить в типичной однобокой «повестке» антиколониальных интеллектуалов. С одной стороны, он представитель господствующего класса арабов, вынужденный бежать с родной земли после антиколониального по сути восстания чернокожих африканцев.
С другой же стороны, в Британии он был лишь очередным африканским беженцем, и в глазах абсолютного большинства англичан он ничем не отличался от других африканцев. Кроме того, его родной Занзибар сегодня сам оказался в подчиненном положении в независимой Танзании.
Эта двойственность и литературное образование Гурны, сначала на Занзибаре, а затем в Англии, по словам исследователей его творчества, заставили его осознать, что некоторые из тех ключевых произведений постколониальной литературы, которые были призваны спасти «чистый» африканский голос и противодействовать колониальному «образу Африки», идут вразрез с его собственной историей:
«Когда я начал писать, а я думаю, что на самом деле задолго до этого, но писательство укрепило мнение, я понял, что идея прошлого, которая стала африканским нарративом нашего времени, требует замалчивания других нарративов, которые были необходимы для моего собственного понимания истории и реальности...».
Гурна понимает, что процесс спасения «истинного» голоса Африки путем очищения его от всех внешних влияний – будь то европейское или арабское – потенциально может поставить под угрозу все разнообразие влияний, которым подвергалась его родная страна в течение нескольких столетий.
Появление «чистого» африканского голоса – как это происходит в работах Нгуги ва Тхионго и Чинуа Ачебе – в некоторых случаях заставляло замолчать эти этнические меньшинства, такие как оманские арабы в Танзании или азиаты в Уганде. Их история была сильно искажена или полностью подавлена различными африканскими националистическими проектами.
Кроме того, в попытке признать культурное влияние, которое ислам оказывает на Восточную Африку, Гурна также резко критикует те тексты, которые направлены на изображение этой религии как чуждой африканской культуре. По его словам, книги Айи Квей Арма «Две тысячи сезонов» (1973) и Ямбо Оулонгуэна «Граница насилия» (1968) сосредоточены на делегитимации «чужого» присутствия в Африке, а также наследия отношений континента с арабским миром и исламом.
Ислам, как вспоминает Гурна, «был доминирующей религией на побережье Восточной Африки на протяжении веков до прихода европейцев, и это вместе с правлением Омана вставило нас в другое повествование о принадлежности к великому дому Ислама, и его великие достижения были также нашими».
Работа Гурны сосредоточена на Индийском океане как пространстве, через которое рождаются истории, идентичности, отношения, интимные отношения и политика. Обширное, но малоизученное побережье суахили является домом для богатой смеси африканского, азиатского и арабского наследия, и именно эти миры Гурна наносит на карту в своих романах.
«Чувство принадлежности к тому миру Индийского океана, по крайней мере, к той его части, которую я знал, которая в значительной степени является исламской, которая была своего рода включением в исламскую эпистемологию, даже если вы говорите об Индии или индуистской культуре. Так что, как я уже сказал, это один из способов понимания», – признался он академику Тине Штайнер. - Но затем есть и другие вещи, которые действительно имеют отношение к более сложным вопросам. Это история насилия; это история эксплуатации людей, приезжающих из других мест, особенно из той части восточноафриканского побережья, откуда я родом».
Конечно, неудивительно, что работа Гурны представляет собой необычайный вызов и провокацию для типичных способов чтения и размышлений о постколониальной литературе. Для многих критиков отнесение его к британской или африканской литературе является проблематичным, настолько он не вписывается в эти традиции.
Нобелевская премия по литературе в считанные мгновения сделала Абдулразака Гурну из признанного в узких кругах мастера книжной звездой мировой величины. Можно не сомневаться, что он будет неоднократно переиздан и переведен на другие языки. Возможно, тогда у скептиков появится возможность проверить, насколько справедливым было решение Нобелевского комитета.
В то же время не стоит обманываться – споры о том, что в этом или каком-либо другом году премию должен был получить тот, а не другой автор, не закончатся никогда. Но покуда миллионы людей каждый год становятся беженцами и мигрантами, вынужденными покинуть родной дом по тем или иным причинам, останется актуальным основной лейтмотив книг Абдулразака Гурны – «исследование того, что происходит с людьми, которые во всех отношениях являются частью места, но не чувствуют себя им и не считаются его частью».
