Двадцать пять лет назад мирное соглашение, заключенное на американской авиабазе в городе Дейтон, штат Огайо, положило конец боснийской войне и принесло надежду на мир и стабильность в Боснии и Герцеговине. Александра Стиглмайер, которая как журналист освещала войну в Боснии, передает радость, охватившую большинство людей на заснеженных улицах Сараева во вторник днем, 21 ноября 1995 года.
«Это замечательно», – говорила 38-летняя врач Драгана Заметица. «Ни войны, ни обстрелов. Босния сейчас будет развиваться. Скоро я начну получать реальную зарплату и смогу что-то предложить своим двум детям». При этом Драгана, как и большинство жителей Сараева, которые отстаивали идею единой многоэтнической страны, сочла мирное соглашение несправедливым, ведь оно разделило Боснию на два политических образования.
Некоторые люди, вспоминает Стиглмайер, все-таки были совершенно мрачны в тот день. «Это соглашение ничего не решает, – говорил Мергудин Диздаревич, 46-летний солдат, подрабатывающий таксистом. – Я могу гарантировать вам, что после ухода войск НАТО будет еще одна война».
К счастью, он ошибался. НАТО проделало большую работу в Боснии, установив прочный мир. Военнослужащие НАТО численностью почти 60 000 человек при развертывании наблюдали за размежеванием сил, передачей территорий и демилитаризацией. Позже они обеспечивали возвращение беженцев и задерживали обвиняемых в военных преступлениях. Ни один солдат НАТО не погиб в результате враждебных действий. Когда миссия НАТО выходила в 2004 году, она сократило свои силы до 7000 человек. На смену им пришла военная миссия Евросоюза, насчитывающая в настоящее время 600 военнослужащих.
Однако другие надежды боснийцев не оправдались. Более того, сегодня как никогда ранее звучат мнения о «смерти Дейтонского мира».
Краткая история Боснийской войны и Дейтонского мира
После распада бывшей Югославии в Боснии с 1992 по 1995 шла жестокая война. Говорят, что именно эта война подарила нам термин «этническая чистка», поскольку враждующие стороны стремились «зачистить районы» от других этнических групп. Это насильственное принудительное перемещение иногда сопровождалось массовыми убийствами мирных жителей и военнопленных. По мере продолжения войны и кровопролития армии боснийских сербов, мусульман и хорватов были усилены регулярными частями и военизированными формированиями из Сербии и Хорватии, а также добровольцами. В 1995 году силы НАТО вмешались, чтобы попытаться положить конец войне.
Общепризнано, что обе стороны в той войне совершали ужасающие военные преступления. Однако послевоенный анализ, проведенный Центром исследований и документации в Сараево, показал, что около 82 процентов жертв среди гражданского населения были этническими боснийцами-мусульманами. Так, в июле 1995 года силы боснийских сербов убили более 8000 боснийских мужчин и мальчиков в Сребренице. Это преступление считается самым вопиющим и масштабным актом геноцида в Европе после окончания Второй мировой войны.
Наконец, в период с августа по сентябрь 1995 года американские дипломаты вынудили Хорватию прекратить наступление на боснийских сербов. Силы НАТО подвергли бомбардировке позиции сербов, вынудив их руководство согласиться на обязывающие мирные переговоры. Эти переговоры начались 21 ноября 1995 года в Дейтоне и привели к подписанию мирного соглашения в Париже 14 декабря 1995 года.
Дипломатия в изоляции от мира
Дейтон был домом для военно-воздушной базы Райт-Паттерсон, которая использовалась летчиками-испытателями США и первыми астронавтами программы «Меркурий» в 1950-х годах. Государственный департамент США выбрал базу, потому что она находилась на приличном расстоянии от любого крупного американского мегаполиса. Серб Слободан Милошевич и хорват Франьо Туджман, их полупослушные ставленники в Боснии, а также мусульманин Алия Изетбегович могли быть изолированы там до тех пор, пока они не заключат мир.
Специальный посланник США на Балканах, дипломат Ричард Холбрук, был очарован историей Кэмп-Дэвида, где Израиль и Египет заключили историческое мирное соглашение в 1979 году под пристальным вниманием президента Джимми Картера. Незадолго до отъезда в Дейтон Холбрук позвонил Картеру и расспросил его о секретах успеха Кэмп-Дэвида. Уроки, извлеченные Холбруком, подчеркнули важность изоляции участников переговоров, особенно от репортеров.
Совместное уединение в удаленном месте должно устранить отвлекающие факторы и утечки информации в прессу, а также разрушить личные преграды и создать «целеустремленность». Примечательно, что Алию Изетбеговича Холбрук смог уговорить сесть за стол переговоров с боснийскими сербами лишь после встречи с турецкими коллегами в Анкаре.
База Райт-Паттерсон обладала еще одним дополнительным преимуществом. По сравнению с комфортными президентскими номерами в Кэмп-Дэвиде, это было достаточно спартанское место с не очень-то изысканной военной кухней. Была надежда, что определенный дискомфорт побудит лидеров пойти на уступки, чтобы они могли поскорее вернуться в свои дома.
Все три недели в Дейтоне переговорщики жили по правилам Холбрука. Он диктовал, кто посещал какие встречи, что передавалось в прессу и что сообщалось в Вашингтон. Многие из опытных и высокопоставленных дипломатов на переговорах были раздражены его опекой, особенно европейцы.
Британцы, французы, немцы и россияне, которые тоже входили в Контактную группу на переговорах, знали, что они прибыли сюда в основном для того, чтобы подвести счет и в конечном итоге выделить ресурсы на выполнение мирного соглашения. Они были исключены почти из всех важных переговорных сессий.
В своей собственной истории подписания соглашения Госдепартамент позднее указал, что команда Холбрука считала, будто «европейцы больше саботировали переговоры, чем помогали». Их особенно оскорбляло, когда они подвергались полному обыску при перемещении по базе, в то время как их американским и балканским коллегам было разрешено проходить беспрепятственно. У главы французской делегации Жака Бло терпение лопнуло, когда его стали проверять с собаками. «Ради достоинства Франции, – якобы заявил он, – меня не будут обнюхивать».
Вынужденная близость, возможно, не привела к появлению доброй воли среди соперничающих лидеров бывшей Югославии, но поставила их в ситуацию, когда им стало трудно избегать друг друга. В какой-то момент Милошевич и премьер-министр Боснии Харис Силайджич оказались за соседними столиками в столовой для офицеров Райта-Паттерсона. Увидев в этом шанс, Холбрук стал носиться между ними, и два лидера в итоге сели вместе за один стол, впервые с начала войны, и начали рисовать карты на салфетках.
Соглашение представляло собой очевидный компромисс между стремлениями разных воюющих сторон. Вопреки желанию сербских и хорватских ультранационалистов, оно восстановило Боснию как единое государство и предоставило право на возвращение жертвам этнических чисток. Но и боснийцам пришлось пойти на уступки, приняв этнические федеральные структуры и признав Республику Сербскую как политическое образование с правами самоуправления в Боснии.
Договор также установил сложную систему разделения власти и прав меньшинств для трех основных этнических групп страны («составляющие народы»), тем самым не давая боснийскому большинству перевесить голоса меньшинств по жизненно важным политическим вопросам. Сделка, разделившая страну почти ровно пополам – 51% для мусульманско-хорватской Федерации Боснии и Герцеговины и 49% для Республики Сербской, была достигнута только после того, как истек крайний срок – 19 ноября.
Милошевич пошел на уступки спустя одиннадцать часов после начала переговоров, позволив Сараево остаться под контролем Федерации и согласившись, что стратегический город на северной границе, Брчко, должен быть нейтральным под международным управлением. Он согласился на сухопутный коридор между Сараево и восточным мусульманским анклавом Горажде.
В конце концов, американцы сочли именно боснийскую делегацию Изетбеговича непокорной и неуступчивой стороной. Изетбегович отказывался уступать предложениям Милошевича, и главным образом угроза США уйти от переговоров и передать их европейцам вынудила его пойти на уступки.
Мухаммед Сакирбей, министр иностранных дел Боснии, который ушел в отставку в разгар Дейтонских переговоров в знак протеста против давления, оказываемого на боснийцев, утверждает, что Милошевич просто переиграл своих коллег-лидеров. «Он был болтливым парнем за покерным столом, и стоило ему поболтать с вами, он понимал, какова ваша позиция, но вы не знали, какова его прибыль», – говорит Сакирбей. «Он понимал, что Холбрук очень хотел заключить сделку, и большая часть этого стремления была очень личной, ради признания и дальнейших политических амбиций... В конце концов я понял, что многое из того, что произошло в Дейтоне, было связано с личностями».
Изетбегович оказался в безвыходном положении. Раздел 51 на 49 процентов был согласован еще на переговорах в Женеве в прошлом году, и госсекретарь США Уоррен Кристофер держался именно этой позиции. Боснийскому лидеру прямо сказали, не вдаваясь в подробности, что он лишь затянет убийство своего народа. Более того, почти равный раздел Боснии между двумя основными сторонами, находящийся достаточно близко к линиям прекращения огня, согласованным в октябре, звучал справедливо.
Конечно, это казалось справедливым только в моральном и историческом вакууме. Сокращение территории Боснии вдвое было вызвано этнической чисткой посредством массовых убийств и депортации – политикой, проводимой лидером боснийских сербов Радованом Караджичем и его военным командиром Ратко Младичем, а из Белграда организованной самим Милошевичем, непосредственным участником Дейтона. Все трое в конечном итоге будут обвинены Гаагским трибуналом по военным преступлениям в геноциде. Милошевич умер во время суда, Караджич и Младич в настоящее время отбывают пожизненное заключение.
Они вырвали Республику Сербскую из Боснии посредством неоднократных зверств, таких как концентрационные лагеря, созданные в 1992 году вокруг западного города Приедор, где было убито более 3000 человек, и уже упомянутый геноцид в Сребренице в июле 1995 года, всего за четыре месяца до Дейтона.
Территориальные приобретения, достигнутые с помощью таких методов, были высечены в камне в Дейтоне, а Республика Сербская получила международное признание. Сделка не налагала прямых обязательств на миротворцев под руководством НАТО арестовывать военных преступников. Это пришло позже.
Но главное – Дейтон породил политическую систему, которая стала дойной коровой для политиков. Внутри федеративной Боснии помимо Республики Сербской была создана еще одна мусульманско-хорватская Федерация Боснии и Герцеговины, которая в свою очередь делилась на 10 самоуправляемых кантонов. Эта система является одной из самых сложных в мире, с трехсторонним президентством (Президиум БиГ состоит из трех членов, по одному от каждого народа) и полным составом всех кабинетов и парламентов во всех кантонах, а также в двух частях (этнитетах) страны.
Высшая политическая элита, занимающая все это множество должностей, получает в шесть раз больше средней боснийской заработной платы, а также пользуется широким спектром льгот. Условно говоря, политики страны – одни из самых богатых в Европе. Дейтон создал систему, которая является одновременно корыстной и самовоспроизводящейся.
Не удивительно, что экономика Боснии в такой ситуации развивается крайне медленными темпами. Боснийский ВВП на душу населения составляет 28 процентов от среднего показателя по ЕС (в ЕС самой бедной страной является Болгария с 45 процентами). Безработица составляет 28 процентов, а среднемесячная заработная плата составляет 425 евро.
Помимо Косово, Босния – единственная бывшая югославская страна, которая не смогла подать заявку на членство в ЕС. Ее план действий по членству в НАТО бездействовал, хотя Закон об обороне Боснии 2005 года предусматривает вступление в НАТО в качестве цели.
Внутренняя политика вызывает разногласия и неэффективна, политические лидеры часто блокируют друг друга. По словам Сервера, в стране фактически продолжается гражданская война, только уже не военными, а политическими методами. В последние годы язвительная риторика и противодействие федеральным учреждениям со стороны Милорада Додика, лидера Республики Сербской, совершенно отравили политический процесс.
Как следствие, Боснию, погрязшую в коррупции, разветвленной бюрократии и непреодолимых этнических разногласиях, регулярно называют «неблагополучным», а иногда даже «несостоявшимся государством».
Если бы не Дейтон?
У всего этого была четкая, хотя и рискованная альтернатива. К осени 1995 года ситуация в боснийской войне окончательно изменилась. НАТО бомбило позиции сербов после последней бойни в Сараево, а хорватская армия наступала с запада в координации с боснийской армией и боснийскими хорватскими ополченцами. Если бы это наступление продолжилось, единственный значительный город сербов, Баня-Лука, пал бы, как и режим Караджича.
Поражение в сочетании с новым наплывом сербских беженцев из Боснии ослабило бы власть Милошевича в Белграде. Если бы его тогда выгнали, можно было бы избежать войны 1999 года в Косово, его последней отчаянной авантюры.
Однако это военное продвижение было остановлено по просьбе администрации Клинтона до того, как оно достигло Баня-Луки, и вместо этого судьба Боснии пошла по нынешней траектории.
«Благодаря Дейтону сербы Караджича вырвали победу из пасти поражения, Республика Сербская была консолидирована, а Босния была обречена на постоянную дисфункцию», – считает Марко Аттила Хоар, британский историк и автор нескольких книг о Боснии. «Так что для Боснии было бы намного лучше, если бы не случилось Дейтона».
Возможно, ключевой эпизод между войной и миром произошел в середине сентября 1995 года в загребском туалете. Холбрук прибыл в хорватскую столицу с приказом из Вашингтона сказать Туджману, чтобы он прекратил наступление.
Условия на местах быстро менялись, и он считал себя вправе импровизировать. К тому времени, как он добрался до дворца Туджмана, он все еще не решил, что делать, поэтому нырнул в президентскую туалетную комнату вместе с послом США в Хорватии Питером Гэлбрейтом. Было известно, что Туджман подслушивает разговоры во дворце, но они надеялись, что из-за звука текущей воды он ничего не услышит.
«Баня-Лука был действительно тяжелым испытанием для нас обоих», – вспоминает Гэлбрейт. «Если бы 300 000 или 400 000 человек пытались бежать, это было бы огромной гуманитарной катастрофой. А затем возник вопрос о поведении Туджмана. Вы должны задаться вопросом, что бы произошло, если бы он завладел Баня-Лукой».
Лидер Хорватии давно вынашивал амбиции по созданию «Великой Хорватии», которая включала бы в себя Баня-Луку. Но массовая гибель мирных жителей после наступления Туджмана в предыдущем месяце с целью установления контроля над сербскими анклавами на территории Хорватии вызвала опасения, что худшее еще впереди. «Если бы хорваты вели себя лучше после операции «Буря», у нас мог бы быть совсем другой исход в Боснии», – говорит Гэлбрейт.
Другие наблюдатели объясняют решение о внезапном прекращении войны политической целесообразностью со стороны Вашингтона. Дипломат Дэниел Сервер, который находился в Дейтоне в качестве посланника США в Федерации, говорит, что администрация Клинтона хотела как можно скорее разрешить ситуацию, прежде чем начнется президентская кампания Роберта Доула, республиканского кандидата, который резко критиковал то, как администрация Клинтона решает конфликт. «Прекращение войны, когда мы это сделали, было обусловлено требованиями Америки относительно сроков, а не требованиями Боснии», – говорит Сервер.
Лучшее из худшего
И все же договор остановил убийства и удерживал стороны от насилия, по крайней мере, в течение последних 25 лет. Это гораздо дольше, чем ожидали Сервер и многие его коллеги. «Мы думали, что это просто карточный домик, который вот-вот рухнет», – говорит он.
В конце концов, замечает журналист Джулиан Боргер, выбор между продолжением войны в надежде на более справедливый исход или ее прекращением, чтобы спасти неисчислимое количество жизней, – это невозможная дилемма. Слишком много неизвестных, в том числе «обменный курс» между непосредственной ценой человеческих жизней и долгосрочной стабильностью и восстановлением. Холбрук и Клинтон сделали свой выбор, их хвалили и ругали за это раньше, и будут хвалить и ругать еще долго.
Мнения экспертов по поводу Дейтонского соглашения резко разделились. Был ли это блестящий прорыв, рамки которого следует использовать в других современных конфликтах, особенно на Ближнем Востоке? Или это был полезный, но глубоко несовершенный инструмент, проблемы которого включают минимальное сотрудничество между его подразделениями и чрезмерно децентрализованную систему управления, которая частично ответственна за подрыв верховенства закона?
В самой Боснии, кажется, все недовольны Дейтоном, и почти все хотели бы его изменить. Но и спустя четверть века после окончания войны, в которой погибло около 100 000 человек, боснийские мусульмане, сербы и хорваты совершенно не понимают, как реформировать децентрализованную и сложную систему разделения власти на этнической основе, которая позволила сохранить страну в перманентном состоянии этнополитических раздоров и кризиса.
Тяжелее всего приходится боснийским мусульманам. Если у сербов и хорватов есть свои государства и для них вполне естественным выглядит раздел БиГ, с отходом сербских и хорватских районов соответственно Сербии и Хорватии, то у босняков нет никакой другой родины, кроме Боснии. Из-за этого ее возможный раздел, о котором все чаще и открытее говорят уже не только сербы, но и хорваты, воспринимается босняками очень болезненно.
Так как же оценивать Дейтонские соглашения сегодня? Один из уроков, с которым может согласиться большинство живых участников переговоров, заключается в том, что в определенные важные моменты истории справедливость может уступать место миру.
«Это положило конец множествам убийств. Я не думаю, что убийства повторятся, но никогда нельзя быть уверенным… Но, за исключением окончания войны, обещание Дейтона оказалось иллюзорным», – говорит Сакирбей в интервью Боргеру, которое он дал к 20-летию Дейтона. «Я думаю, что в лучшем случае это была упущенная возможность; в худшем – просто перемирие».
Прекращение огня – немаловажная вещь в войне, в которой погибли десятки тысяч мирных жителей. По этой причине для многих боснийцев, насколько бы ни были плохи дела внутри страны, Дейтон всегда будет лучше, чем ничего. Для Реуфа Байровича, бывшего министра энергетики Боснии, это соглашение – наихудшая сделка из возможных, если не считать всех вероятных альтернатив.
«Это была дипломатическая и политическая бойня, последствия которой не предвидели. Речь шла о прекращении войны до президентских выборов в США в 1996 году», – говорит он. «Тем не менее, это был лучший вариант, доступный на тот момент истории. Без участия США Босния была бы намного больше похожа на сегодняшнюю Сирию, потому что у сербов, как сейчас у Асада, не было стимула к переговорам. Следовательно, это было запоздалое вмешательство, и оно вознаграждало сербов Караджича за политику геноцида».
