Города без людей
«Кто последний будет улетать из Мурманска, выключите свет в аэропорту». Эта грустная надпись, оставленная кем-то из жителей города, вполне объективно отражает положение дел: за 30 лет его население сократилось почти вдвое. В 1991 году главный северный порт почти дотянул до статуса полумиллионника, сейчас здесь проживает 287 тысяч человек. Вернее, наверняка уже меньше, статистика всегда отстает от действительности. Чуть лучше ситуация в Архангельске: он пока потерял лишь четверть населения.
Эти города расположены на севере европейской части России. Они развиты, там есть работа и до столицы и южных курортов не так уж далеко по меркам самой большой страны. Чем дальше на восток, там безнадежнее ситуация. В Магадане от 154 тысяч населения осталось 92 тысячи. В Воркуте – менее половины жителей. В Петропавловске-Камчатском, где на пике жили 268 тысяч человек, сейчас проживают 179 тысяч.
Все это – крупнейшие города в округе и чаще всего областные центры. Они получали и получают огромную федеральную поддержку, условия жизни в них заведомо лучше, чем где-либо вокруг. Это важно понимать для общей картины. Депопуляция любой территории проходит в несколько этапов. Вначале люди бегут с окраин в центр, потом уже покидают и его. То есть в данном случае мы наблюдаем финальный этап вымирания огромных территорий.
Гонка за цифрами
Если посмотреть на кривую изменения численности населения этих городов, то легко заметить редкие всплески или «плато». Это всегда связано с моментами, когда к городам присоединяют окрестные населенные пункты, чтобы поправить статистику и получить еще немного денег из Москвы. Так делают не только на севере, но и в Волгограде, Воронеже, других городах.
Затем, разумеется, кривая снова ползет вниз, а присоединять уже нечего. Воркута, Магадан и другие города окружены десятками мертвых поселков. Где-то еще теплится жизнь, где-то появляются только мародеры и туристы: в последнее время стало модным путешествовать по городам-призракам и привозить оттуда апокалиптические сюжеты.
Разумеется, местные власти пытаются использовать и это: мол, развиваем внутренний туризм. Но люди продолжают уезжать: в Москву, Краснодар, Екатеринбург, хотя бы в Новосибирск. Главное, чтобы как можно южнее и с шансом найти работу.
С оглядкой на соседа
Эта проблема давно осознана и изучена. К тому же, на планете есть еще одна очень большая страна, расположенная примерно в тех же широтах, что и Россия, но не имевшая в своей истории советского опыта насильственной индустриализации труднодоступных территорий.
Опыт Канады хорошо показывает механизмы естественного расселения людей в сопоставимых с российскими условиях. Почти всё население этой страны проживает на довольно узкой полоске вдоль южной границы. Самый северный из крупных городов, Эдмонтон, находится на широте Пензы. Северные территории практически пусты: из нескольких десятков тысяч челоовек, постоянно проживающих там, две трети составляют коренные народы, приспособившиеся к суровым условиям за несколько тысячелетий. В остальном это вахтовики, ученые, военные и специалисты, приезжающие на заработки за длинным долларом, чтобы потом купить жилье где-нибудь под Ванкувером.
Характерно, что вся инфраструктура канадского севера обеспечивает достойный уровень жизни, но не тяготеет к той избыточности, что можно встретить в России. Там нет тиражируемых микрорайонов, пафосных дворцов культуры и исполинских котельных, пытающихся то ли обогреть город, то ли растопить вечную мерзлоту.
Что будет с Русским Севером?
Две трети территории России относится к северным землям. Там проживает чуть больше шести процентов населения, и эта цифра продолжит падать независимо от заявлений и усилий властей всех уровней. Ни программы благоустройства городов, ни северные надбавки, ни «арктический гектар» эту тенденцию не переломят.
Необходимо понять, что Россия – не Советский Союз. Она не способна создать свой ГУЛаг или даже запустить достаточно эффективную пропагандистскую акцию. Население страны сокращается рекордными темпами. И если в нем и находятся люди, готовые ехать в снежную пустыню «за туманом и за запахом тайги», то лишь на время. Чтобы заработать на квартиру в Москве или дом на Кубани. Но это если все будет хотя бы относительно хорошо.
Ситуация с северными территориями напоминает аналогичную проблему с моногородами. В то время как власти пытаются поддерживать все и сразу, они продолжают деградировать. Но иногда все же случаются истории успеха, города преображаются не только внешне, но и по своему устройству. Это происходит в силу множества факторов, и не все они зависят от решений в Кремле или областном центре.
Поэтому вместо того, чтобы раздавать никому не нужные гектары в тундре или рисовать статистику, необходимо присмотреться к международному опыту и не пытаться плыть против течения. То, что должно умереть, все равно умрет. Но в некоторых случаях положение можно спасти.
Та же Воркута или Магадан – по-своему прекрасные и живые города со своим менталитетом и традициями. Не нужно гнаться за численностью населения. Город может быть компактным, но процветающим. Для 10-20 тысяч человек можно создать условия, которые и не снились вымирающему стотысячнику.
Требуется лишь понять, сколько людей реально смогут жить в том или ином месте, организовать расселение всех остальных, рекультивировать заброшенные территории и создать качественно новые условия современных компактных северных городов. Но для этого требуются соответствующий масштаб стратегического мышления и мужество, которые, увы, не свойственны нынешнему российскому менеджменту.
