После 2020 года разблокировка транспортных коммуникаций на Южном Кавказе остается одним из ключевых, но самых спорных пунктов региональной повестки. Сегодня маршрут, который должен соединить Азербайджан с Нахчываном через Сюник и обеспечить выход на Турцию, обсуждается сразу в нескольких плоскостях — от логистики и инвестиций до геополитики.
В августе 2025 года этот маршрут был закреплен в мирном соглашении между Арменией и Азербайджаном, подписанном в Вашингтоне при посредничестве США, что придало проекту конкретный политико-правовой статус, не сняв при этом всех региональных противоречий.
Одна география — разные интерпретации
С точки зрения карты речь идет об одном и том же маршруте. Ключевой участок проходит по югу Армении и обеспечивает прямую сухопутную связку между основной территорией Азербайджана и Нахчыванской автономией. Этот отрезок относительно невелик по протяженности, но стратегически важен, поскольку устраняет главный разрыв в региональной транспортной системе.
Различие начинается на уровне интерпретаций. В региональном контексте закрепилось понятие «Зангезурский коридор», тогда как в американской повестке используется формат «Путь Трампа к международному миру и процветанию» (TRIPP или «дорога Трампа») — более широкий инфраструктурный пакет, который включает автомобильные и железнодорожные маршруты, а также возможные энергетические и цифровые коммуникации.
Сторонники такого подхода утверждают, что речь идет не о «коридоре» в политическом смысле, а о международном транзитном проекте с инвестиционным и управленческим измерением.
Цифры и ожидания
Экономическая логика проекта опирается на несколько ключевых показателей. По оценкам азербайджанской стороны, потенциальный транзит по маршруту может достигать до 15 млн тонн грузов в год на начальном этапе. В более долгосрочных сценариях, связанных с развитием Срединного коридора между Европой и Центральной Азией, называются и более высокие показатели, однако эксперты подчеркивают, что они напрямую зависят от политической стабильности и условий транзита.
Оценки стоимости проекта разнятся. В минимальных расчетах речь идет о нескольких миллиардах евро, тогда как расширенные модели, учитывающие железнодорожные линии и сопутствующую инфраструктуру, поднимают планку до $3–5 млрд.
В денежном выражении проект чаще оценивается не через прямую стоимость грузов, а через совокупный эффект: транзитные сборы, логистические услуги, сокращение времени доставки и рост региональной связности и транзитной роли Южного Кавказа на фоне перестройки глобальных цепочек поставок.
Некоторые международные аналитики предупреждают, что проект TRIPP может утратить экономический смысл, если превратится в инструмент геополитического соперничества.
По оценке старшего советника Центра анализа международных отношений (AIR Center) Васифа Гусейнова, TRIPP рискует стать ареной геополитического противостояния, если региональные акторы не обеспечат, чтобы его назначение оставалось экономическим, инклюзивным и деполитизированным.
«Для Азербайджана этот коридор представляет собой кульминацию послевоенного восстановления и путь к более широкой евразийской интеграции. Для Армении – это шанс вырваться из изоляции и переосмыслить свою внешнеполитическую ориентацию. Для Турции это материальное воплощение концепции взаимосвязи от Каспийского моря до Средиземноморья. Для стран Центральной Азии и Китая это жизненно важная альтернатива для поддержания стабильных торговых связей с европейскими партнерами… Коридор должен служить общественным благом, а не стратегическим оружием. Он должен способствовать передвижению, торговле и региональному доверию», — отмечает аналитик.
Опасения и вопросы безопасности
Наряду с экономическими аргументами звучат и жесткие предостережения. В Армении дискуссия сосредоточена вокруг темы суверенитета и контроля над инфраструктурой. Даже при отказе от жесткой терминологии сохраняются опасения, что транзитный режим может создать ограничения для государственного контроля над собственными территориями.
Иран публично и последовательно выступает против проекта. Советник верховного лидера Ирана Али Акбар Велаяти заявил, что «так называемый план Трампа в отношении Кавказа ничем не отличается от Зангезурского коридора» и создает условия для присутствия НАТО к северу от Ирана.
По его словам, маршрут представляет угрозу безопасности северу Ирана и югу России, а также подрывает транзитную роль страны, обходя иранскую территорию при сообщении между Азербайджаном и Европой. Велаяти также заявил, что, по мнению Тегерана, проект фактически реализуется под новым названием в форме входа американских компаний в Армению.
Жесткость иранской риторики усилилась на фоне перехода проекта из декларативной стадии к практическому обсуждению механизмов реализации. В иранском экспертном и военном сообществе маршрут также связывался с концепцией так называемого «Великого Турана», что усиливало опасения о формировании прямой сухопутной связки Турции и Азербайджана с Центральной Азией и изменении регионального баланса.
При этом внутри иранского истеблишмента сохраняются и более сдержанные оценки. В августе президент Ирана Масуд Пезешкиан заявлял, что часть озабоченностей Тегерана была учтена, а ключевым предметом беспокойства остается участие американских и армянских компаний в реализации маршрута. Эти расхождения отражают отсутствие полного консенсуса в иранской элите по вопросу проекта.
Противоречивые сигналы из Тегерана не означают отсутствия позиции, а отражают разные уровни восприятия проекта внутри иранской элиты, считает исследователь евразийского пространства и региональной безопасности Ильгар Исмаиллы.
«В целом скептицизм Ирана в отношении этого маршрута остается устойчивым. В Тегеране воспринимают его как фактор, подрывающий транзитную роль страны и усиливающий американское присутствие на Южном Кавказе», — говорит эксперт в комментарии TRT на русском.
Он также подчеркнул экономический аспект иранских опасений. «Для Ирана этот проект концептуально не отличается от Зангезурского коридора: он рассматривается как часть более широкой стратегии по обходу и геополитической изоляции Ирана. TRIPP открывает для Азербайджана альтернативные маршруты экспорта газа в Европу, что усиливает конкуренцию и затрагивает интересы Ирана как крупного поставщика энергоресурсов», — поясняет Исмаиллы.
Геополитический контекст: больше, чем дорога
Инициатива TRIPP выводит обсуждение маршрута за рамки двусторонних отношений. Для США проект вписывается в более широкую стратегию формирования альтернативных транспортных путей между Европой и Азией. Согласно условиям августовского соглашения, Соединенные Штаты получили эксклюзивные права на управление маршрутом сроком на 99 лет, что делает их не только посредником, но и ключевым оператором проекта.
В оценке западных экспертов проект направлен на снижение зависимости от традиционных транзитных путей и формирование альтернативных логистических связей в Евразии.
В материале Фонда «Джеймстаун» развитие таких маршрутов рассматривается не только как экономический, но и как элемент долгосрочной устойчивости европейской торговли и энергетической безопасности.
Реализация TRIPP усиливает позиции Турции как ключевого транспортно-логистического узла между Европой и Азией, считает Ильгар Исмаиллы.
«Для Анкары этот маршрут означает закрепление роли западных ворот коридора и контроль над его конечным участком на пути в Европу. Это дает Турции не только экономические дивиденды, но и долгосрочное стратегическое присутствие», — отмечает он.
«Проект вписывается в более широкую линию Турции на укрепление транспортной и энергетической связности с Центральной Азией и тюркоязычными государствами, а также в логику развития Срединного коридора», — подчеркивает эксперт.
По его словам, TRIPP также повышает транспортную автономию Анкары. «У Турции расширяется пространство для маневра в региональной логистике благодаря диверсификации маршрутов», - отмечает собеседник.
В этой логике ряд аналитиков рассматривает активное участие США и Турции как формирование новой архитектуры региональных коммуникаций, в рамках которой Анкара берет на себя роль ключевой региональной державы. Такое восприятие усиливает настороженность Тегерана и объясняет резкость его публичных заявлений.
Европейские аналитики также указывают, что соглашение по TRIPP укрепляет транзитную роль Южного Кавказа и может способствовать перераспределению торговых потоков между Европой и Центральной Азией.
По их мнению, развитие маршрута способно усилить региональную связность и повысить значение Южного Кавказа в глобальной логистике, если проект будет реализован без силового давления и с учетом интересов всех сторон.
Россия, в свою очередь, заявила о готовности обсуждать возможное участие в проекте, ссылаясь на членство Армении в ЕАЭС, концессию РЖД на управление армянской железнодорожной сетью и тот факт, что предполагаемый маршрут проходит через зону ответственности российских пограничников. Однако в Ереване дали понять, что TRIPP рассматривается как двусторонняя инициатива Армении и США, а вопросы привлечения других сторон могут обсуждаться только по консенсусу и на более позднем этапе.
Стремление Москвы быть вовлеченной в процесс вокруг Зангезурского маршрута продиктовано ограниченными возможностями повлиять на него извне, считает ведущий специалист по России и Евразии стратегического центра «Dünya Siyaseti», доктор наук Сабир Аскероглу.
«Россия сегодня не располагает достаточными инструментами, чтобы заблокировать этот проект. В такой ситуации для нее рациональнее оставаться внутри процесса и быть его частью — это позволяет отслеживать развитие событий и хотя бы частично влиять на обсуждение», — отмечает эксперт в комментарии TRT на русском.
Оказавшись вне процесса, Москва лишается возможности последовательно выдвигать и отстаивать свои требования и возражения, указывает он. «Именно поэтому логика участия для нее выглядит предпочтительнее, чем попытки противодействия извне», — говорит Аскероглу.
По его оценке, эта линия поведения отражает и более широкий контекст ослабления позиций России на Южном Кавказе.
«Отношения с Грузией остаются проблемными, в Армении утрачена значительная часть доверия, а во взаимодействии с Азербайджаном накапливаются сложности. На этом фоне само вовлечение России в обсуждение маршрута можно рассматривать как дипломатический успех», — подчеркивает эксперт.
Интерес России к маршруту носит прагматичный, а не политико-контрольный характер, в свою очередь считает Ильгар Исмаиллы.
«Для Москвы этот проект важен прежде всего с точки зрения логистики. Даже если Россия теряет прямой контроль над транзитом, экономические выгоды для нее перевешивают эти издержки. Речь идет о прямом автомобильном и железнодорожном выходе в Армению и Турцию в обход Грузии. В условиях санкций и нестабильной ситуации в Черноморском регионе такой маршрут приобретает для России стратегическое значение», — отмечает эксперт.
По словам Исмаиллы, сокращение железнодорожного плеча примерно на 200 километров делает проект экономически рациональным, независимо от политических разногласий вокруг его управления.
Что стоит на кону
Вопрос о Зангезурском маршруте или TRIPP выходит за рамки одной дороги. Речь идет о том, сможет ли Южный Кавказ превратить инфраструктуру в инструмент сотрудничества, а не нового разделения. Экономические расчеты выглядят привлекательно, однако без устойчивого политического согласия и прозрачных механизмов управления и контроля они остаются уязвимыми.
Дальнейшая судьба проекта будет зависеть не только от инвестиций и технических решений, но и от способности сторон договориться о правилах игры, которые учитывали бы как транзитные интересы, так и вопросы безопасности и суверенитета в одном из самых чувствительных регионов Евразии.

















