В июне 1941 года, всего за четыре дня до начала операции «Барбаросса» и нападения на СССР, Германия и Турция подписали договор о дружбе. Немецкая пресса провозгласила это соглашение «одной из величайших политических сенсаций этой войны». Главная нацистская газета Völkischer Beobachter («Народный обозреватель») более двух недель подробно, в восемнадцати статьях и репортажах, рассказывала о договоре как о «победе Германии».
По мнению германских пропагандистов, это был логичный шаг в «сотни раз проверенных в прошлом» отношениях между «двумя храбрыми воинскими нациями», немцами и турками. Сам Гитлер считал, что этот договор «обезопасил (южный) фланг с помощью турецкой армии».
Следующим шагом, с точки зрения Берлина, должно было стать вступление дружественной Турции в войну на стороне стран Оси – а как убедительно показал историк Стефан Ихриг, немцы до самого конца считали, что Турция – это такая же нейтральная страна Оси, как и франкистская Испания. Тем не менее, несмотря на антисоветские настроения в турецком обществе и вопреки прогерманским симпатиям турецкой военной элиты, Турция так и не вступила в войну на сторону Рейха. Более того, она разорвала отношения с Германией в 1944 году, а 23 февраля 1945 года официально объявила войну Германии, хотя так и не сделала ни единого выстрела.
История Турции в годы Второй мировой войны – это удивительный рассказ о битве за то, чтобы не вступить ни в какую битву и при этом остаться в хороших отношениях с победителем. Самое поразительное в этой истории, что Турции с большим трудом, но удалось это сделать.
В 1938 году президентом Турции стал Исмет Инёню, бывший офицер османской армии, полководец Первой мировой войны и Войны за независимость Турции. Инёню, его соратники, как и большинство турок, очень хорошо помнили, как Османская империя была втянута в разрушительную Первую мировую войну, которая едва ли не поставила на грань уничтожения турецкую нацию. Память об этом опыте заставляла Анкару держаться нейтралитета, но обстоятельства также вынуждали Турцию принимать участие в ряде международных альянсов.
Основной головной болью Анкары во внешней политике в конце 1930-х годов была фашистская Италия, которая на тот момент контролировала острова архипелага Додеканес в Эгейском море у самых берегов Анатолии (да, Восточное Средиземноморье и тогда было конфликтным регионом). Фашистская идея Mare Nostrum («Наше море») воспринималась как непосредственная угроза для Турции. Анкара также открыто выступала против экспансии Италии в Эфиопии (турецкие военные советники обучала эфиопскую армию), не говоря уже о традиционной близости с ливийскими сануситами, которые вели партизанскую войну против итальянских колонизаторов в Киренаике.
Обеспокоенность усилилась после итальянской оккупации Албании в апреле 1939 г., в результате чего Турция, Франция и Британия стали ближе друг к другу. На самом деле, перед лицом итальянской угрозы отношения с Великобританией улучшались с середины 1930-х годов. Кульминацией этого процесса стал визит короля Эдуарда VIII в Стамбул во время круиза по Средиземному морю на личной яхте (4-5 сентября 1936 г.) и визит Инёню в Лондон на коронацию Георга VI (9-10 мая 1937 г.).
Обсуждения договора о взаимопомощи между Турцией, Францией и Британией продолжались весь 1939 год. Шли они довольно медленно, так как Турция требовала большой военной и финансовой помощи, но при этом была решительно настроена против любого возможного втягивания страны в войну с СССР. Турецкое правительство очень надеялось на включение Советов в альянс. Внезапное объявление пакта Молотова-Риббентропа в августе 1939 года, когда Рейх и СССР поделили между собой Восточную Европу, стало для Анкары огромным потрясением.
Однако Франция и Британия обеспокоились еще больше из-за Турции, и 19 октября 1939 года был подписан Англо-Франко-Турецкий договор о взаимной поддержке. С его помощью турки получили почти все, что хотели. Анкаре давался кредит в размере 16 фунтов стерлингов миллиона золотом и кредит в 25 миллионов фунтов на закупку военного оборудования. В отдельном протоколе, прилагаемом к договору, Турция была освобождена от любых обязательств, которые могли бы вовлечь ее в войну с Советским Союзом.
Договор предусматривал, что Турция будет «эффективно сотрудничать» с Францией и Великобританией в случае акта агрессии со стороны европейской державы, ведущего к войне в Средиземноморье (четкое отражение важности итальянской угрозы). Такой случай, требующий выполнения союзнических обязательств, явно возник после того, как Италия объявила войну Франции и Великобритании 10 июня 1940 года. К тому времени, однако, крах Франции радикально изменил баланс сил, а Турция в свою очередь посвятила всю свою энергию тому, чтобы оставаться в стороне от войны, ссылаясь на отдельный протокол.
Турки видели, как Италия легко вторглась в Грецию и Албанию, а Германия без особых проблем завоевала Югославию, Грецию, Румынию и Болгарию, захватив Крит и продвинувшись в Северной Африке в начале 1941 года, и понимали, что если они вступят в войну на стороне союзников, у них нет шансов выстоять против германской мощи, а единственная помощь могла прийти лишь со стороны СССР, который и сам тогда был в тяжелом положении. Примечательно, что как показывает Стефан Ихриг, немецкие командиры, у которых был все же план вторжения в Турцию, тем не менее делали все возможное, чтобы ни в коем случае не спровоцировать ее вооруженный ответ. Немцы помнили греко-турецкую войну и считали, что турки будут сражаться яростно в любом случае.
Британское правительство со своей стороны рассматривало Турцию как ценный источник людских ресурсов и оказывало давление, чтобы заставить ее вступить в войну. Турция сопротивлялась, и Британии ничего не оставалось, кроме как согласиться. После немецкой оккупации Греции и перехода Болгарии на сторону Оси в 1941 году война достигла границ Турции. Как следствие, в июне 1941 года, почти одновременно с немецким вторжением в Советский Союз, и был заключен тот самый договор о дружбе с Германией, о котором с таким восторгом писала немецкая пресса. В течение следующих полутора лет, периода наибольшей германской экспансии, Турция скрупулезно сохраняла нейтральную позицию, ссылаясь на недостаточную подготовку и необходимость поставок от британского правительства.
Послом Германии в Турции в годы войны был Франц фон Папен, выходец из древнего рыцарского рода, блестящий дипломат и политик, бывший рейхсканцлер Германии, и, что особенно важно в данном случае, бывший майор османской армии, служивший в 1917-1918 годах на палестинском фронте. Он прилагал все возможные усилия, чтобы втянуть Турцию в войну на стороне Германии.
Несмотря на давление со стороны Германии, Анкара согласилась лишь на договор 18 июня 1941 года о ненападении. Германия после вторжения в СССР добавила к своим требованиям поставки сырья, в частности марганца и хрома, но турки смогли избежать обязательств на том основании, что они уже согласились отправлять эти металлы в Великобританию. Торговое соглашение с Германией (9 октября 1941 г.) предусматривало поставки хрома в обмен на военное снаряжение, но не более того.
В 1942 году фон Папен снова потребовал от турок открыть транзитный путь для немецкой армии на восток. В качестве аргумента он раскрыл планы новых претензий СССР на Проливы, которые стали известны Германии, когда они были союзниками. Более того, немцы попытались использовать пантюркистские настроения и призвали Турцию разжечь восстания тюрков в Советской Союзе.
Но опять Турция уклонилась от взятия на себя окончательного обязательства под предлогом, что такие действия, если бы они открыто поддерживались правительством, могут привести к резне всего тюркского населения, особенно с оглядкой на тот факт, что армяне стали очень сильными в Коммунистической партии. В результате все же Германии удалось получить новые торговые соглашения, но Турция смогла избежать любых обязательств, которые могли вызвать открытый разрыв с западными союзниками.
Тем временем сами союзники поощряли турецкий нейтралитет (вместо открытого вступления в войну), поскольку они больше не были в состоянии помочь Турции в том случае, если она вступит в войну на их стороне.
После поражения Германии под Сталинградом (ноябрь 1942 г.) давление союзников постепенно возрастало, но Турция все еще была очень уязвима перед немецким нападением. Требования союзников изменились, и теперь они рассматривали Турцию скорее как передовую базу для союзных войск и авиации, чем как источник людских ресурсов, но немцы пригрозили, что появление даже одного истребителя союзников будет означать войну.
В январе 1943 г. Черчилль и Инёню достигли соглашения по программе подготовки к прибытию – в должное время – боевых самолетов союзников, но приготовления были впоследствии саботированы. Давление еще больше усилилось на конференции Инёню, Черчилля и Рузвельта в Каире в декабре 1943 года.
Инёню наконец согласился, что Турция станет активной воюющей страной на стороне союзников, но он попросил сначала составить общий план кампании по завоеванию союзниками Балкан. Однако союзные державы никак не могли сойтись на вопросе Балкан. Сталин возражал против любого британского или американского вмешательства в этом регионе, а американцы были склонны прислушиваться к его словам.
В августе 1944 года турки прервали дипломатические отношения с Германией.
Таким образом, Турции удавалось сохранять непростой нейтралитет, однако было бы абсолютно неправильно думать, что Турция оставалась нетронутым процветающим оазисом, пока весь мир вокруг нее горел в огне. Напротив, ее внутренняя экономическая ситуация быстро ухудшалась в результате войны.
Из-за неминуемой угрозы вторжения, сначала со стороны СССР, а затем со стороны Германии, Инёню пришлось мобилизовать турецкую армию, постоянно держать под ружьем более 1 миллиона человек и удвоить оборонные расходы в бюджете.
Мобилизация стала огромным бременем для экономики, которая и раньше-то была не очень сильной. Изъятие тысяч людей из рабочей силы заметно сократило сельскохозяйственное и промышленное производство, в то время как военные действия и блокады в Средиземном море остановили поток большей части импорта и экспорта, вызвав серьезную нехватку большинства товаров и запчастей и лишив Турцию многих ее внешних рынков. Товары, необходимые для гражданского населения, шли на нужды армии, а страну захлестнула дикая инфляция и нехватка товаров.
Производство, внешняя торговля и государственные доходы упали, в то время как военные расходы увеличились. Все чаще военные бюджеты правительства испытывали дефицит. Попытки выйти из кризиса путем печатания денег и внутренних заимствований только разжигали инфляцию. 10-процентный налог на сельскохозяйственное производство, наложенный в 1942 году, несколько помог, но этого было недостаточно.
В скучных цифрах масштабы кризиса выглядели так – общий индекс цен в Стамбуле увеличился со 101,4 в 1939 году до 232,5 в 1942 году и 354,4 в 1945 г., а индекс цен на продукты питания увеличился со 100 в 1938 г. до 1113 в 1944 г., и затем последовало падение до 568,8 в 1945 г. из-за открытия Средиземного моря в в последние годы войны. Валовый национальный доход упал во время войны с 7690,3 до 5941,6 млн турецких лир, а доход на душу населения – с 431,53 до 316,22 лиры за те же годы, то есть произошло сокращение почти на четверть. Такие цифры приводит в своей «Истории Османской империи и современной Турции» историк Стэнфорд Шоу.
Разумеется, правительство испробовало различные варианты решения финансовых проблем, в том числе и самые непопулярные – принудительный труд, резкое повышение налогов и так далее. Фактически экономика Турции была переведена на военные рельсы, как и в странах, которые участвовали в войне.
Единственный положительный экономический результат войны пришелся на последние два года (1943-1945 г.), когда Турция, сближаясь с западными союзниками, начала получать кредитную помощь для увеличения производства и экспорта и накопила достаточную сумму иностранных кредитов для финансирования большей части послевоенного восстановления экономики.
Анкара понимала, что, хотя нейтралитет помог ей избежать всех ужасов войны с ее разрушением и гибелью миллионов людей, этот же самый нейтралитет оставляет страну без помощи перед лицом экономических последствий войны у соседей.
23 февраля 1945 года Турция официально объявила войну Германии, чтобы считаться одним из основателей Организации Объединенных Наций. Это был чисто символический акт – турецкая военная машина не была втянута в сражения самой кровопролитной войны в истории человечества.
Нейтралитет в войне стал огромным успехом в глазах турецких лидеров, таких как Инёню и его министры иностранных дел (сначала Шукрю Сарачоглу, затем Нуман Менеменсиоглу, а затем Сарачоглу снова), которые хорошо помнили, как Османская империя позволила втянуть себя в Первую мировую войну и какие бедствия она принесла их стране. Редкий случай, когда память о прошлой Великой войне удерживала от участия в другой.
С тогдашними турецкими лидерами в этом вопросе солидарны и абсолютное большинство простых турок, которые понимают, что лишь благодаря нейтралитету их страны турецкие города не повторили судьбу Сталинграда, Дрездена и Хиросимы.
Впрочем, с турецким нейтралитетом связана еще одна история, которая даже западных критиков заставляет взглянуть на те годы под другим углом. Это история о тысячах евреев, которые сумели спастись от Холокоста благодаря нейтральному статусу Турции и ее роли «моста» между Европой и Палестиной.Но эта история заслуживает отдельного разговора.
