29 мая 1453 года османская армия во главе с молодым султаном Мехмедом Фатихом взяла штурмом Стамбул, положив конец христианской империи Палеологов. Через несколько лет в 1461 году тот же султан взял Трабзон, столицу Трапезундской империи династии Комнинов. Так закончилась долгая история Восточной Римской империи, которую мы сегодня знаем как Византия.
Взятие Стамбула османами вызвало шок в широком христианском мире и усилило апокалиптические настроения в ожидании конца света. Но вместе с тем это также вызвало волну дискуссий о том, кто же является теперь истинным Римом или его наследником. Для западного христианского мира таким «настоящим» Римом была Священная Римская империя, где незадолго до взятия Стамбула (в 1437 году) воцарилась династия Габсбургов, которая будет править до самого конца империи в 1806 году. Между тем на Руси популярность получила знаменитая теория «Третьего Рима», на роль которого прочили Москву, государство с православными правителями и родственными отношениями с династией Палеологов.
Но для османов, поднявших свое знамя над землями Византии, вопрос о том, кто же был настоящим наследником Рима, имел ясный ответ. Они и были единственными его наследниками.
Это отчетливо выразилось в принятии султаном Мехмедом Фатихом титула кайзер-и Рум – «цезарь Рима», который до этого использовался в турецких источниках как обозначение византийского императора. С тех самых пор османские султаны носили множество титулов – хакан или хан (тюркский эквивалент «императора»), падишах (по сути тоже император, только на фарси), халиф (заявление на духовное лидерство в мусульманском мире) и многие другие, но неизменно среди них был титул «цезаря Рима». Османы настолько серьезно воспринимали свое римское императорство, что отказывались долгое время признавать Габсбургов императорами Священной Римской империи и упорно во всех дипломатических документах называли их «королями» до 17 столетия.
Идея о том, что турки-османы, создавшие мусульманскую империю, могут быть каким-то образом наследниками Рима – колыбели европейской цивилизации – была возмутительной и даже кощунственной для европейских христиан тогда и остается во многом таковой сейчас. Надо отметить, впрочем, что эта идея столь же непривычна и чужда и для большинства современных турок, которые привыкли считать Византию лишь врагом их предков.
Дискуссии о Риме, римской идентичности и римском наследии вряд ли когда-нибудь закончатся, и наверняка мы не дождемся какого-либо консенсуса по этому вопросу. И все же надо помнить, что Рим Палеологов и Комнинов отличался от Рима Цезаря и Суллы столь же радикально, сколь и Рум Османов отличался от Рима Константина. Тем не менее, это наследие признается. С османской точки зрения, их претензии на римское наследие были ничуть не хуже.
На чем же основывается идея Османского Рима?
Земля
Прежде всего на идее самой земли — Рума (Рима, Романии). Тюрко-мусульманские беи, захватывавшие византийские территории в конце XI века, такие как Данышмендиды, именовали себя на своих монетах «Великими царями Романии и Анатолии». Анатолийские сельджукиды, княжества которых находились в районе Коньи и южной Каппадокии, называли свое государство Румом, по крайней, мере неофициально, а себя – сельджуками Рума, тем самым в какой-то мере считая себя наследниками византийской территории в Южно-Центральной Анатолии. Румом в то же время продолжали обозначать как территорию и людей, находившихся под политической властью византийского императора в Стамбуле, так и греческих православных христиан, живущих под политической властью тюрок-мусульман.
Знаменитый марокканский путешественник Ибн Баттута, посетивший Анатолию в 1330-е годы, описывает регион как «тюркскую землю, известную как земли Рума».
Экспансия османов в XIV веке в конечном итоге сделала их хозяевами бывших византийских территорий как в Анатолии, так и на Балканах. Поскольку территории поздней Византийской империи находились в основном в Европе, эти области стали для османов Рум-эли или Румелией, землей, которая характеризуется преимущественно православным христианским населением.
Османский правитель Баязид I (годы правления 1389–1402) принял титул султан-и Рум (султан Рума), вероятно, чтобы выразить свое превосходство над другими тюркскими эмиратами в Анатолии и подчеркнуть свое право быть истинным преемником сельджуков Рума. Другие османские правители, в том числе Мехмед I (1413–1421) и Мехмед II Фатих (444–1446, 1451–1481) приняли титул султан-и Рум еще до захвата Стамбула, считая себя наследниками как Византии, так и сельджукского султана Рума.
Другими словами, тюрки-мусульмане физически жили и правили на земле, которая была известна уже давно как Рум. Более того, в географии Турции понятие «Рум» сохраняется и сегодня. Прежде всего в названии Румелии (европейской части Турции), но также и в названии, например, города Эрзурум («земля Рума»).
Город
С понятием земли, то есть культурной географией, также тесно связано и понятие Рима как Города. И в самой Византии, и в тюрко-мусульманских источниках часто под Римом (Румом) имелся в виду прежде всего Стамбул столица империи, и его ближайшие окрестности. Взятие Стамбула и перенос туда столицы Османского государства символизировали переход власти над Римом от христианских царей к мусульманских султанам.
Для османских мусульманских интеллектуалов того времени исламизация и тюркизация Рима была подобна исламизации Айя-Софии, бывшего византийского храма. Османский автор, писавший в 1480 году, утверждал, этот храм должен был быть построен на месте языческого капища и символизировать победу христианства над язычеством. В его основу были заложены камни из разрушенных языческих храмов из разных земель. В османских текстах содержится также известие, что купол Айя-Софии рухнул в ночь рождения пророка Мухаммада.
Похожим образом османы относились ко всему римскому наследию города. Его не отрицали, но инкорпорировали в свою новую османскую цивилизацию.
Огромную роль в этом процессе инкорпорации византийского наследия в османское сослужили люди, принадлежавшие к обеим цивилизациям.
Люди
Чтобы понять, с каким воодушевлением османы включали представителей византийской и балканской знати в высшие эшелоны своей собственной администрации, можно взглянуть на биографии людей, ставших великими визирями после взятия Стамбула.
Когда 29 мая 1453 года византийский император Константин XI Палеолог пал, он не оставил наследников. Оба его брака были бездетными. По мнению знаменитого историка-османиста профессора Хита Лоури, если бы взятие Стамбула не стало тогда концом Византии, скорее всего наследником Константина стал бы один из трех сыновей его покойного старшего брата. Все трое несостоявшихся наследников в итоге были приняты на службу султаном Мехмедом Фатихом.
Одного из племянников мы встречаем через 17 лет в 1470 году уже под именем Месих-паша. Он был адмиралом османского флота и санджак-беем (наместником) Чанаккале (Галлиполи). А в 1481 году султан Баязид II назначил его великим визирем. Он пробыл на этом посту 2 года, затем снова стал визирем в 1499 году и умер на этом посту.
Его брат Хас Мурад-паша в 1472 году стал бейлербеем (губернатором) Румелии. Четыре года спустя он возглавлял османскую армию в войне против Узуна-Хасана, правителя конфедерации Ак-Коюнлу, попал в засаду и погиб.
Карьеру третьего брата тяжелее проследить, однако есть предположение, что это не кто иной, как Гедик Ахмед-паша, который в 1473 году стал визирем. Некоторые западные источники утверждают, что Гедик был по происхождению Палеологом. Впрочем, другие источники сообщают, что он был родом из мелкой сербской аристократии.
Как бы то ни было, два человека, которые вполне могли быть однажды коронованы как византийские императоры, вместо этого оказались на вершине власти в том самом государстве, которое положило конец Византии.
Братья Палеологи не были уникальны в этом деле. За полвека между завоеванием Стамбула и завоеванием Сирии и Египта в 1516–1517 годах еще несколько других детей византийской и балканской аристократии стали великими визирями Османской империи. Важно подчеркнуть, что речь идет именно об исламизированных византийско-балканских свободных аристократах, а не о выходцах из крестьян, которых призвали по девширме (системе личной зависимости от султана) как янычар. Из шестидесяти пяти лет после взятия Стамбула и до войны с мамлюками по меньшей мере тридцать пять лет визирями были именно такие свободные аристократы.
По словам профессора Лоури, «очевидная легкость, с которой византийские и балканские аристократы восприняли религию своих новых правителей, предполагает, что в османском мире пятнадцатого века к позднему клейму «отуречивания» относились иначе».
Справедливости ради стоит упомянуть, что до окончательного падения Византии процесс этот не был односторонним. Такое взаимное влияние подводит нас к следующему тезису.
Культура
Многовековое общение тюрок-мусульман с византийцами оказало существенное влияние на тех и других. Популярное мнение, согласно которому Стамбул просто однажды подвергся нашествию чужестранных орд с Востока, является как минимум очень сильным упрощением.
Византийцы тесно общались с тюркским миром еще до прихода сельджуков – тюрки служили в армии, с тюрками торговали, тюрки принимали христианство и так далее. После того как тюрки начали расселяться в Анатолии, создавая свои государства, это общение усилилось. В конце концов, мы знаем примеры не только союзных отношений между византийцами и тюрками, но даже династических браков. Особенно в этом смысле отличались трабзонские Комнины, которые часто выдавали своих дочерей за тюркских правителей – потомком Комнинов был, например, основатель иранской династии Сафавидов шах Исмаил I, правнук трабзонского императора Иоанна IV.
Императоры Стамбула не столь часто роднились с мусульманами, но уже второй правитель из Дома Османов, Орхан-бей, женился на дочери императора Иоанна IV Кантакузина, а заодно помог тестю в династической войне.
Женщины, как правило, оставались христианками и переселялись к мужьям с обширным греческим двором. В итоге при дворах султанов и беев возникал особый смешанный греко-тюркский мир. Как пишет профессор МГУ Рустам Шукуров, автор великолепной книги о тюрках в византийском мире (The Byzantine Turks, 1204-1461):
«Гречанки ценились как самые престижные брачные партнеры среди всех слоев мусульманского общества. Именно гречанки привели своих мужей-мусульман и хозяев к изысканному византийскому образу жизни и миру византийской роскоши, представив, среди прочего, новые кухни и способы устройства домашнего хозяйства...
Греческая кровь текла в жилах сельджукских султанов, чьи матери и бабушки были гречанками, часто благородного происхождения. Эти кровные узы султанов с греками чрезвычайно важны для понимания культурной среды при дворе сельджуков. Нельзя недооценивать влияние нескольких поколений гречанок в гареме. Их присутствие неизбежно повлияло на культурный опыт сельджукских принцев и принцесс, включая даже тех, кто родился от мусульманских жен и наложниц, но жил в гареме вместе с его греческими членами. Такое влияние было неизбежным, поскольку женщины-христианки продолжали исповедовать христианство, молиться в гаремных церквах и в окружении христианских служителей, слуг и священников. Другими словами, у христианских женщин были все необходимые предпосылки для воспроизведения христианской культуры – хотя в основном только в пределах своего маленького гарема, интимного мира женщин и детей. Примечательно, что христианство и византийская культура (язык и обычаи) существовали в гареме не как пережиток прежней жизни этих женщин, а как живая система, которая способствовала формированию будущего».
В итоге происходил двусторонний процесс. С одной стороны, шла «латентная тюркизация» (по выражению Шукурова) греко-византийского общества, даже того, что не находилось под властью мусульман. Греки перенимали язык, одежду, кухню и обычаи тюрок-мусульман, вплоть до того, что в поздней Византии появляются свои «янычары» – так называли дворцовых гвардейцев.
С другой стороны, тюркские правители вообще, и Османы в частности, испытывали глубокое влияние греков-византийцев. Сегодня существуют споры относительно того, насколько византийским, тюркским или арабо-персидско-исламским является то или иное явление или институт османской жизни. Но одним из самых наглядных византийских влияний на османов остается старинная архитектура, которую мы можем видеть в Стамбуле, Эдирне, Бурсе и даже в таких местах, как Крым или Сирия (где этот стиль известен как «румийский»).
Народ
Все эти факторы привели в XIII-XIV веках к образованию мусульманской румийской идентичности, народа Рума. Мевляна Джелаледдин Руми (ум. 1273 г.) – самый известный пример, и сегодня миллионы современных читателей называют его просто «Руми». Хотя нет никаких доказательств того, что он сам себя так называл, но уже в начале 14-го века он был широко известен как Мауляна Руми (Господин из Рума). Прозвище «Руми» появляется в 13-м веке и используется многими учеными, поэтами и суфиями. Оно также используется для обозначения коллективной идентичности определенного сегмента общества: тех, кто говорил по-турецки (предпочтительно на изысканном турецком, но не обязательно в качестве своего родного языка) и жил в городах. Румами или румийцами османских мусульман звали и мусульмане Востока (например, в Индии) и их христианские противники (например, португальцы).
Эта идентичность никогда не была государственной, ведь само государство называло себя Османским, а не Румийским, хотя султан и называл себя «цезарем Рума». По словам турецкого историка Джемаля Кафадара, румийская идентичность была создана и поддерживалась «гражданским обществом». В конечном итоге именно эта ее незакрепленность в государственной идеологии привела к тому, что в новое время с Румом уже стали ассоциироваться практически исключительно греческие православные христиане Турции (но не греки самой независимой Греции).
Рим-Рум
Присвоение «римлянства» тюркоязычными мусульманами в сельджукские и османские времена несопоставимо, скажем, с претензиями британской элиты девятнадцатого века и ее привязанностью к наследию Рима, поскольку принимали не (воображаемый) образ Рима, а землю, на которой жили румийцы, и некоторые культурные традиции и нравы, получившие свое продолжение в османское время. И делалось это чаще всего не для того, чтобы получить какое-то политическое «благословение», как в случае с американскими неоконами или российскими имперцами. Для османских султанов провозглашение себя Римом было по большей части простой констатацией факта.
В любом случае, как справедливо замечает Хит Лоури, пришло время для переоценки идеи о том, что смена религии со стороны правящей элиты обязательно должна быть приравнена к серьезной «линии разлома». Точно так же, как мы признаем преемственность Римской империи на востоке в лице Византии, несмотря на религиозные потрясения, связанные с заменой языческих верований на христианство, мы могли бы признать преемственность между Византийской империей и ее наследницей, Османской империей.
