События 2020 года заставили весь мир говорить об Афганистане так много, как последний раз говорили, лишь когда началось вторжение США и союзников, то есть в далеком 2001 году.
Спешный вывод американских войск и фактическое поражение «мирового жандарма» США в самой долгой войне в истории Америки снова вызвали к жизни разговоры об Афганистане как о стране с уникальной исторической судьбой — кладбища для империй.
В самом деле, что мы знаем про Афганистан? Эта страна, не имеющая выхода к морю, расположена в самом сердце Азии и связывает три основных культурно-географических региона: Индийский субконтинент на юго-востоке, Центральную Азию на севере и Иранское плато на западе.
Говорят, что география — это судьба. В случае с Афганистаном это как никогда точно, потому что география определяла курс афганской истории в течение тысячелетий.
Страна служила воротами для завоевателей, приходящих из Ирана или Центральной Азии в Индию: Кир Великий, Александр Македонский, Махмуд Газни, Чингисхан, Тамерлан и Бабур. Это лишь несколько самых выдающихся примеров. На протяжении веков Афганистан был частью многих различных империй, управляемых чужаками, и даже сам был центром пары своих собственных империй.
В современном виде Афганистан появился в девятнадцатом веке, когда его территория стала ареной соперничества между Британской Индией и Российской империей, включая две войны с англичанами. Он оставался полностью нейтральным в Первой и Второй мировых войнах, хотя и пережил короткую гражданскую войну в 1929 году.
Затем, в середине XX века, Афганистан снова стал ареной борьбы между великими державами, на этот раз в рамках холодной войны между США и СССР. Апогеем этой борьбы стало советское вторжение в 1979 году и уход советских войск через десять лет.
После этого страну охватила гражданском война, разразившаяся в 1990-х, Афганистан стал общепризнанным несостоявшимся государством (failed state), которое мир предпочитал игнорировать.
В начале XXI века он снова попал в центр внимания, когда американцы и их союзники начали вторжение. Они свергли правительство движения Талибан, которое к тому времени контролировало большую часть страны, и установили проамериканский режим Исламской республики Афганистан.
Но уже через несколько лет страна была охвачена восстанием талибов, которые спустя многие годы войны с США, проамериканской коалицией и кабульским правительством вернулись к власти в стране в августе 2021 года. Очередная империя потерпела унизительное поражение от рук жителей непокорной страны.
«Кладбище империй» — это сегодня ключевой миф Афганистана, особенно в глазах всемирной мусульманской общины (уммы). Единственная страна региона, не испытавшая колониального завоевания, ни российского, ни британского, в отличие от всех своих соседей. Несломленный и непокоренный Афганистан стоит как неприступная крепость в центре Азии.
Как водится в таких случаях, реальность все же сложнее. И как не лестно для самих афганцев обладать репутацией одной из самых свободолюбивых стран мира, у всего есть своя цена. У независимости Афганистана она тоже есть.
Отцом современного Афганистана принято считать Ахмада-шаха Абдали (1722-1772), основателя Дурранийской империи, который у пуштунов Афганистана известен просто как Баба («Отец»). Ахмад-шах был вождем влиятельного пуштунского племени абдали, но что, вероятно, еще более важно, он был телохранителем и военачальником у Надир-шаха Афшара, знаменитого полководца и шаха Ирана из тюрко-персидской династии Афшаридов.
Ахмад Абдали командовал пуштунским контингентом в 40 000 всадников и участвовал во многих походах иранского шаха. После гибели Надир-шаха в 1747 году Ахмад Абдали бежал в Кандагар, прихватив с собой многие сокровища своего покровителя. Там военные командиры пуштунов собрали племенной совет (лойя-джирга), избрали его своим вождем и провозгласили падишахом. По легенде, произошло это вопреки его собственному желанию, так как он из скромности отказывался принять корону.
Джирга, на которой был избран царем Ахмад Абдали, сейчас считается важнейшим моментом рождения Афганистана. Примечательно, что картина, изображающая это событие, висела в кабинете бывшего президента Ашрафа Гани, и ее можно увидеть за спинами талибов на знаменитых фотографиях. Такой акцент на джирге подразумевает, что Ахмада привели к власти одни лишь пуштуны и что он был продуктом их племенной структуры.
Но в действительности его власть была основана на его предыдущем положении влиятельного иранского сановника, который принял на себя командование войсками старого режима в этом районе. В мире, где деньги были материнским молоком для армии, в его распоряжении оказалась огромная сумма, которая к тому же увеличилась, когда он захватил большой караван с сокровищами, направлявшийся в Иран из Индии.
Его также решительно поддерживала неафганская группа кызылбашей, тюркская шиитская группировка, которая обладала значительной военной силой и не имела родоплеменных связей с местным населением. Вряд ли человек, бежавший с большей частью сокровищ Надир-шаха и имевший под личным командованием кавалерийские контингенты, на самом деле не имел амбиций на совете своего народа.
Придя к власти, Ахмад Дуррани за несколько лет вытеснил всех своих афганских соперников, захватил Герат, Машад и Нишапур. На севере он вытеснил эмира Бухары, установив нынешнюю границу между двумя странами по реке Амударья. Но больше всего его внимание было сосредоточено на Индии. Начиная с 1748 года Ахмад Абдали совершил восемь экспедиций в Индию в течение двадцати лет, установив свой протекторат над древней ослабевшей династией Великих Моголов.
Когда Ахмад-шах умер в 1772 году, его империя Дуррани охватывала весь современный Афганистан, Белуджистан, иранский Хорасан, Синд, Пенджаб и Кашмир. Лишь при его наследниках империя начинает распадаться и сокращаться.
Эта империя, по меткому выражению американского историка и антрополога Томаса Барфилда, напоминала вывернутое наизнанку пальто. Обычно основные территории империи состоят из ее наиболее густонаселенных и экономически продуктивных городов и сельскохозяйственных земель, которые их окружали.
Окраины империи, наоборот, являются территориями, где население малочисленно и поток доходов меньше. В империи Дуррани пуштунское ядро (Кандагар, Кабул и Пешавар) было гораздо беднее и малонаселеннее, чем ее более богатые окраины (Синд, Пенджаб, Кашмир, Хорасан и Туркестан). Прежние афганские завоеватели, предпочитали переселяться в более развитые регионы, как в свое время тимурид Бабур переселился на север Индии.
Но Ахмад-шах поступил по своему. Вместо того чтобы править Северной Индией, он избрал политику непрерывных военных набегов всякий раз, когда ему требовались средства. Отсюда парадокс: крупнейшие источники доходов Империи Дуррани — а это около 30 миллионов рупий в год в период расцвета — были на территориях, которые они никогда напрямую не контролировали.
Жители сердца империи, то есть пуштунские племена — фундамент империи — пользовались абсолютной автономией. От них требовалось участие в войнах шаха, но при этом они были свободны от политического и экономического давления государства. Тот же самый этос и свободолюбивый дух афганцев, который хоронил чужие империи, не позволял им покориться своему государству.
Все это означало, что Дуррани всегда зависели от военных походов. Война поддерживала репутацию и влияние внутри страны и за рубежом, а кроме того служила главным средством пополнения финансов.
Шах наделял своих воинов землей и правом собирать с нее доходы, не требуя от них ничего взамен, кроме военной службы и верности. Самое главное — имея такую «дойную корову», как север Индии, у шахов Дуррани не было нужды в развитии более маргинальных районов и в таких непопулярных мерах как высокие налоги.
Сын Ахмад-шаха, Тимур, практически не воевал с внешними врагами, но вынужден был подавлять восстания внутри страны. Последующие правители династии правили в достаточно нестабильном состоянии, и в конце концов после гражданских войн в 1834 году потомков Ахмад-шаха сместил другой пуштунский клан — Баракзаи.
Первый эмир из династии Баракзаев, Дост Мохаммед, начинал с гораздо более скромной финансовой базой, чем имел Ахмад-шах — около полумиллиона рупий, полученных из Кабула и равнин к северу от столицы. К 1830-м годам, когда он доминировал на большей части Восточного Афганистана, его годовой доход увеличился примерно до 2,5 миллионов рупий. Однако по сравнению с империей Дуррани даже эта цифра все еще была низкой: менее 10 процентов от 30 миллионов рупий Ахмад-шаха.
Отчасти это произошло потому, что были потеряны важные провинции, но также и потому, что структура афганского государства была устроена так, чтобы собирать доход за пределами Афганистана. Но Дост Мохаммед, который не контролировал даже весь Афганистан, не мог устраивать набеги на Индию, тогда уже британскую колонию. Он был вынужден сосредоточиться на сборе доходов с тех областей, что уже контролировал. А это значит налоги.
Методы сбора налогов были суровыми и включали в себя фактически полноценную «внутреннюю оккупацию», когда с помощью военной силы с населения выбивали все, что только можно. Неудивительно, что такие методы вызывали противодействие и даже периодические восстания несчастных подданных, особенно в тех регионах, где не было ранее таких суровых налогов. Для государства, которое унаследовало все расходы имперской структуры, но сохранило лишь ресурсы небольшого эмирата, чтобы их финансировать, такой «внутренний империализм» был неизбежным.
В общем, имея совсем немного других источников дохода, политика Дост Мохаммеда была направлена на выкачивание доходов с населения и влекла за собой высокие политические издержки, так что ее можно назвать жестом отчаяния.
Дост Мохаммед встал перед дилеммой, с которой столкнулись все без исключения афганские режимы. Каждый правитель Афганистана вынужден тщательно рассчитывать — либо расширить государственную власть и повысить доходность государства, рискуя восстаниями, либо оставить племена и регионы в покое, но тогда надо как-то добывать деньги за пределами Афганистана.
Решение о том, какую политику использовать, основывалось на простом уравнении: степень доходов, запрашиваемых любым афганским правительством из своей сельской местности, было обратно пропорционально доступности других источников дохода где-либо еще. В результате поиск источников доходов из-за рубежа для афганских правителей стал способом избежать политического конфликта со своим же народом.
Две англо-афганские войны (1838–1842 и 1878–1880) внесли важный вклад в репутацию Афганистана как «кладбища империй». Не вдаваясь в детали, отметим, что оба конфликта начались из-за страха перед Россией, с нападения Британии на неудобного правителя (Дост Мохаммеда и его сына Шир-Али соответственно), но в обоих случаях они перерастали в войны со всем афганским народом.
В обоих случаях британцы не достигли своих главных целей: им не удалось установить в Афганистане власть лояльного к ним правителя. В первом случае им пришлось вернуть того самого эмира Дост Мохаммеда, с которым война началась, а во втором случае пришлось привести к власти наименее подходящего для этого человека, который был скорее пророссийским, чем пробританским эмиром — Абдур-Рахмана, внука Дост Мохаммеда.
Тем не менее, обе стороны уже тогда вынесли для себя очень важные уроки, которые применимы и к более поздним вторжениям в Афганистан, советскому и американскому.
Британцы поняли, что военная цена кампании в Афганистане намного выше, чем цена самой страны. Они решили, что гораздо удобнее и легче контролировать внешнюю политику Афганистана без фактической оккупации страны, если они будут поддерживать сговорчивых амиров из династии Дуррани.
Поскольку амиры всегда лучше ладили с британцами, чем их народ, установление с ними теплых отношений посредством субсидий и военной помощи было, конечно, более легкой целью. Эта политика оказалась удивительно плодотворной, отчасти потому, что она никогда не требовала от амиров открытых действий в помощь Британии.
Наоборот, от них требовались пассивность и невмешательство, прежде всего в дела Индии. Гандамакский мирный договор, подписанный после второй войны, вынуждал афганцев уступить приграничные территории (в том числе Хайберский перевал), разрешал постоянное британское представительство в Афганистане, передавал британцам контроль над внешними делами Афганистана и сделал Афганистан частью зоны свободной торговли с Индией. Эмиру возвращался суверенитет над территориями, находящимися под британской оккупацией, а кроме того, ему и его наследникам выплачивалась субсидия в размере шестисот тысяч рупий ежегодно.
Афганские правители извлекли из англо-афганских войн свои уроки. Первый заключался в том, что именно восстания афганского населения, а не их собственные действия, политика правительства или регулярные войска сохранили независимость Афганистана.
Это означало, что если они не создадут более сильную государственную структуру и более централизованные вооруженные силы, они тоже могут стать жертвами восстаний того же типа, которые изгнали британцев из страны. Второй урок был следствием первого: эмиры должны были переопределить свою политическую легитимность в глазах собственного народа таким образом, чтобы заручиться большей поддержкой населения.
Для достижения первой цели сменявшие друг друга эмиры просили британцев о помощи в строительстве более сильного государства, утверждая, что только они смогут стать барьером для российской экспансии и защитить север Индии от восставшего афганского народа. Гениальность этой политики заключалась в том, что амиры получали от британцев субсидии, позволявшие им оставаться у власти и не пускать британцев в страну.
Это способствовало достижению второй цели — создания внутренней политической поддержки путем представления себя афганскому народу как необходимого защитника независимости и исламской религиозной идентичности страны от потенциальной агрессии со стороны как Британии, так и России.
«Железный эмир» Абдур-Рахман, правивший с 1880 по 1901 годы, много сделал для становления афганского национального государства. Но его экономическая политика была в основном сведена к повышенному налоговому бремени, которое никак не компенсировалось государственными инвестициями в образование, инфраструктуру или коммуникации, которые меняли Османскую империю и Иран в то же время.
Эмир опасался, что любое экономическое или транспортное развитие только сделает страну уязвимой для внешнего вмешательства. Возможно, он был прав относительно опасности, но, по словам Томаса Барфилда, такая стратегия походила на отказ от приобретения богатства, потому что оно могло привлечь воров.
Таким образом, Абдур-Рахман заложил основу для долгосрочной экономической стагнации и бедности в стране, хотя с точки зрения плотности населения и имеющихся ресурсов у нее был более сильный потенциал для роста, чем у многих ее соседей. Эмир мог игнорировать структурные экономические проблемы страны, потому что он регулярно получал субсидии от британцев. Все началось с пособия в 1,2 миллиона рупий в год в 1883 году, а в 1893 году оно было увеличено на треть до 1,8 миллиона.
В целом, с добавлением специальных грантов и оружия в 1880, 1881 и 1887 годах эмир собрал у британцев 28,5 миллионов рупий за время своего правления. Одних этих денег было недостаточно, чтобы превратить Афганистан в настоящее государство-рантье (учитывая высокий уровень внутреннего налогообложения), но с субсидией появился доступ к международному рынку оружия, который снабжал эмира всем оружием и боеприпасами, необходимыми ему для подчинения его собственного народа.
Субсидии также оплачивали оборудование и сырье, необходимые для работы государственных мастерских эмира, которые были единственными заводами в Афганистане. Доступ к оружию и снаряжению мог быть получен только при содействии британцев, поскольку даже если эмир хотел потратить свои собственные средства, весь его международный импорт в Афганистан по морю шел через индийские порты.
Даже когда в конце его правления субсидии уже составляли меньший процент от государственных доходов, чем в начале, эмир по-прежнему зависел от британской помощи в приобретении оружия и сырья. Конфликт с британцами мог привести к экономическому эмбарго, так что эмиру пришлось пойти им на уступки и отказаться от своих притязаний на пуштунские территории под контролем Британии.
И все же эти соглашения, какими бы несовершенными они ни были, защищали Афганистан от российской экспансии и персидского ирредентизма. В 1919 году после третьей англо-афганской войны было подписано соглашение в Равалпинди, по условиям которого Афганистан получал полную независимость во внешних делах. В то же время эмир терял субсидии и право на покупку оружия через Индию. Впрочем, эмир Аманулла получил снова некоторое влияние, когда установил дипломатические отношения с Советским Союзом в 1920 году, вынудив британцев пойти на уступки.
В 1920-1930-х годах ситуация развивалась таким образом, что Афганистан снова мог манипулировать соперничеством между великими державами (киплинговской «Большой игрой») для продвижения своих собственных интересов. Это началось еще в период между мировыми войнами, когда Афганистан искал помощи у державы Оси (Германия, Япония и Италия), чтобы компенсировать британское и советское влияние. Но наибольшего успеха Кабул достиг в послевоенный период, когда манипулировал соперничеством между Советским Союзом и Соединенными Штатами.
Начиная с модернизации афганской армии в 1950-х, создания настоящей дорожной инфраструктуры в 1960-х годах, значительного увеличения числа образованных молодых афганцев к 1970-м годам, самый мирный и процветающий период развития в истории Афганистана финансировался иностранцами.
Само правительство стало настолько зависимым от иностранной помощи и займов, что к 1973 году две трети его годового дохода были получены за счет иностранных грантов и займов. При этом, по налоговым поступлениям Афганистан в 1970-е занимал предпоследнее место среди полусотни развивающихся стран, хотя в 1920-е они составляли большую часть доходов.
Фактически это была страна без налогов, и можно допустить, что стабильность и мир без восстаний и внутренних конфликтов в десятилетия до конца 1970-х можно в немалой степени объяснить как раз таки подобной «либертарианской» вольницей.
Правители Афганистана и в ХХ веке следовали финансовой стратегии, впервые предложенной самим Ахмад-шахом Дуррани: удовлетворяйте потребности государства за счет получения доходов от иностранцев. Изменились лишь способы получения доходов. Старая стратегическая «Большая игра» приносила богатые новые дивиденды, и Афганистан стал государством-рантье, стригущим купоны для оплаты своих расходов. Это укрепляло правительство двумя способами.
Во-первых, оно могло снижать груз внутренних налогов. Во-вторых, это позволяло ему играть уникальную роль посредника между изолированным афганским обществом и международным сообществом, от которого правительство получало все больший процент своих доходов.
Такая роль требовала большой степени изощренности. Для страны с репутацией «кладбища империй» афганские лидеры всегда проявляли удивительную проницательность в отношениях с внешним миром. Исторически они вели переговоры даже со своими худшими врагами, если считали, что это принесет им дивиденды.
В XX веке ситуация для Афганистане стала гораздо сложнее, чем была в XIX. И все же афганские правители планировали «согреть Афганистан с помощью тепла, генерируемого конфликтами великих держав, не попадая в них напрямую», — опять же, по меткой метафоре Барфилда. Афганистан был настолько важен стратегически для Москвы и Вашингтона, что они буквально соревновались между собой за право участвовать в развитии.
Например, СССР и США полностью построили полторы тысячи километров мощеных кольцевых шоссе, призванных сплотить страну и связать ее с внешним миром. Миллиарды долларов в виде грантов, займов и бартерных сделок намного превышали регулярный бюджет страны. Но покуда правительство получало эту помощь, оно могло обеспечить свою власть, при этом мало что делая для преобразования страны в целом.
Весь этот длинный исторический экскурс призван показать, как стабильно повторяется похожая модель в Афганистане. Несмотря на заслуженную репутацию Афганистана как независимого государства и «кладбища империй», ни одно правительство там никогда не было стабильным без доступа к иностранным источникам доходов. Хотя такие доходы принимали множество различных форм, их получение оставалось приоритетной задачей для каждого афганского режима.
Ахмад-шах Дуррани совершал набеги на Индию и собирал оттуда дань в XVIII веке. Правители девятнадцатого века заключали сделки с британцами в обмен на значительные субсидии и доступ к современному оружию. Правители Королевства Афганистан в XX веке использовали соперничество времен холодной войны между Советским Союзом и Соединенными Штатами для модернизации вооруженных сил Афганистана и развития его экономики.
Просоветская Демократическая Республика Афганистан полностью зависела от ресурсов СССР, чтобы поддерживать себя на плаву. Правительства Хамида Карзая и Ашрафа Гани в равной степени зависели от США и других западных стран.
Прямо сейчас в Афганистане установилось новое правительство. «Талибан» сумело в очередной раз доказать репутацию Афганистана как страны непобедимых и вольнолюбивых воинов. Но, сумев одержать победу в войне, талибы теперь должны также выиграть мир.
В ситуации, когда миллиарды долларов из казны предыдущего правительства заморожены Соединенными Штатами, когда сами талибы находятся под санкциями, народ стремится бежать за границу, а экономика Афганистана скорее мертва, чем жива, им приходится искать новые способы привлечь иностранные деньги в страну. Пока что в числе самых вероятных спонсоров нового Афганистана находятся соперники только что «похороненной» там американской империи — Китай и Россия. А значит, финансовая стратегия Ахмада-шаха Дуррани, отточенная за века «Большой игры», никуда не денется.
