Между президентом Турции Реджепом Тайипом Эрдоганом и королем Саудовской Аравии Салманом бин Абд Аль-Азизом 21 ноября состоялся телефонный разговор. А через неделю на полях 47-й встречи совета глав МИД стран-членов Организации исламской конференции в Нигере прошли переговоры министров иностранных дел Турции Мевлюта Чавушоглу и Саудовской Аравии принца Фейсала бин Фархата.
Эти контакты породили многочисленные спекуляции о том, что Турция и КСА готовы возобновить прерванное стратегическое партнерство. Например, издание Bloomberg сообщило, что Эрдоган использовал телефонный разговор с саудовским монархом Салманом для выражения своего желания восстановить связи с королевством. Отношения между этими странами оказались на грани коллапса после убийства в 2018 году саудовскими агентами в консульстве Саудовской Аравии в Стамбуле обозревателя газеты «Вашингтон пост» Джамаля Хашогги.
Однако следует учитывать, что проблемы между Саудовской Аравией и Турцией рельефно проявились значительно раньше убийства журналиста. За прошедшие десять лет турецко-саудовские отношения были весьма нестабильны, пережили несколько потеплений и серьезных охлаждений. А когда казалось, что уровень связей между двумя странами можно было назвать близким к союзническому, тут же следовал разрыв партнерства. Поэтому, даже если нормализация действительно произойдет на нынешнем этапе, следует иметь в виду, что это может оказаться достаточно скоротечной оттепелью, после которой наступит еще более сильное охлаждение. Как это было ни раз.
С серьезными испытаниями Анкара и Эр-Рияд столкнулись во время «арабской весны». На первом ее этапе обе страны выступали с близких, часто согласованных позиций и поддержали революционные преобразования в арабском мире. Однако Турция в партнерстве с Катаром взяла курс на поддержку «Братьев-мусульман» и идеологически близких им сил, которые в Саудовской Аравии и союзных им ОАЭ воспринимали как одну из главных угроз. В ответ Эр-Рияд совместно с Абу-Даби инспирировал и фактически профинансировал военный переворот в Египте 3 июля 2013 года, в результате которого был отстранен от власти и заключен в тюрьму президент Мухаммад Мурси – близкий союзник Анкары. Затем эти же страны начали дипломатическое давление на Катар, отозвав своих послов и заставив его отказаться от поддержки «Братьев-мусульман». Все это привело к стагнации турецко-саудовских связей.
Тем не менее, конфликт в Сирии оставался на том этапе главным фактором, который побуждал Турцию и Саудовскую Аравию находить друг с другом общий язык, что исключало окончательный разрыв между ними. В 2015 году отношения Анкары и Эр-Рияда можно было вновь назвать партнерскими. Большую роль в этом сыграл новый король Салман, приоритетом региональной политики которого было противостояние амбициям Ирана, а не подавление «Братьев-мусульман», как это происходило при прежнем правителе. С последними Эр-Рияд теперь был готов вести диалог, несмотря на то что организация была объявлена в КСА террористической. В этот период Катар, Саудовская Аравия и Турция координировали усилия по поддержке сирийской оппозиции, что не могло не сказаться на ее успехах, таких как взятие у сил Асада города Идлиб и иных важных стратегических объектов.
После российско-турецкого дипломатического конфликта, связанного с инцидентом с фронтовым бомбардировщиком Су-24, Анкара стремилась заручиться содействием Саудовской Аравии в своих усилиях по снижению зависимости Турции от российских энергоносителей. Именно об этом речь шла в ходе визита турецкого президента в Саудовскую Аравию в декабре 2015 года. У Эрдогана в свою очередь также было что предложить Салману.
В частности, турецкий лидер одобрил саудовскую инициативу создания «исламской военной коалиции по борьбе с терроризмом», которая, по сути, была направлена против Ирана, а без участия в ней Анкары этот проект «повисал в воздухе» (и именно в таком положении он находится и сейчас). Однако, несмотря на присоединение Турции к указанному альянсу, КСА не удалось в полной мере заручиться поддержкой турецкой стороны в своей йеменской кампании против зейдитских повстанцев хуситов из движения «Ансар Аллах».
Кроме того, на фоне вовлеченности в конфликт в Йемене сам Эр-Рияд снижал свою активность в Сирии, постепенно переориентируясь от взаимодействия с сирийской оппозиции на развитие связей с курируемыми американцами «Сирийскими демократическими силами» (SDF), а точнее их арабской составляющей, что не могло не вызывать озабоченности в Анкаре.
Этот этап саудовско-турецкого потепления закончился во время т.н. второго катарского кризиса в мае-июне 2017 года. Тогда Турция фактически воспрепятствовала попыткам полной блокады Катара и развернула на своей военной базе в этой стране воинский контингент, отведя от эмирата военную угрозу со стороны КСА и ОАЭ. Это привело к разрыву военно-политических связей между Анкарой и Эр-Риядом. А уже в марте 2018 года наследный принц Саудовской Аравии Мухаммад бин Салман назвал Турцию частью «треугольника зла» наряду с Ираном и «Братьями-мусульманами». Апогеем кризиса в отношениях двух стран стало убийство в Стамбуле саудовскими спецслужбами журналиста Джамаля Хашогги в 2018 году.
В настоящий момент все противоречия между Анкарой и Эр-Риядом никуда не исчезли. Это касается и сохраняющейся частичной блокады Катара и контактов КСА с SDF и поддержки королевством военачальника Хафтара и продолжающегося конфликта с «Братьями-мусульманами» и т.д. Тем не менее, есть целый ряд факторов, который может действительно способствовать оттепели в отношениях Саудовской Аравии и Турции. Но для этого необходимо, прежде всего, выяснить, кто стоит за решением интенсифицировать диалог между Анкарой и Эр-Риядом. На этот счет есть разные мнения.
Это может быть, например, инициатива, исходящая непосредственно от короля Салмана. Тогда весьма вероятно, что в королевском дворце есть некая группа влияния, выступающая за нормализацию отношений с Турцией вопреки мнению наследного принца, которая и смогла убедить короля. Однако в данном случае есть много рисков, связанных с тем, что линия наследного принца, чьи позиции пока никто пошатнуть не в состоянии, вновь возобладает и диалог будет прерван.
С другой стороны сам Мухаммад бин Салман мог поддержать возобновление партнерского диалога с Турцией. Этому также можно найти объяснение с учетом амбиций наследного принца.
Ведь в последнее время все чаще говорят о том, что в тандеме КСА-ОАЭ или в «тройке» Абу-Даби –Каир – Эр-Рияд, то есть той коалиции, которая представляет альтернативный Анкаре и Дохе центр силы в исламском мире, в действительности ведущей фигурой является не Мухаммад бин Салман, а его тезка – Мухаммад бин Зайд аль-Нахьян.
Именно наследный принц Абу-Даби и заместитель верховного главнокомандующего вооруженными силами ОАЭ является генератором идей в этом альянсе и именно от него, а не от бин Салмана исходят все наиболее важные инициативы. Поэтому все чаще Эмираты, а не Саудию, называют основным конкурентом Турции за влияние в исламском мире. Естественно амбициозного саудовского крон-принца такое положение дел вряд ли устраивает.
В этом контексте роль ОАЭ как «заводилы» или инициатора всех антитурецких кампаний оставляет для КСА окно возможностей для нормализации отношений с Турцией без существенных репутационных потерь и сдачи позиций. ОАЭ инициировали блокаду Катара, а КСА скорее лишь поддержало эту инициативу, следуя в фарватере курса Абу-Даби. Поэтому у Эр-Рияда есть все возможности переиграть Абу-Даби уже на треке восстановления связей с Дохой, обеспечить в этом процессе себе ключевую роль.
Вместе с тем, в отличие от конфликта между Турцией и ОАЭ в Ливии, у Анкара и Эр-Рияда гораздо меньше проблем на ливийском треке, где КСА старается прямо не вмешиваться в вооруженное противостояние. Конечно, Саудия направляла Хафтару финансовые средства, а саудовские проправительственные клирики оказывали помощь идеологически близким им ливийским мадхалитам, из которых состоят многие подразделения армии Хафтара. В то же время те же самые про-саудовские мадхалиты, пусть и в значительно меньшем количестве, действуют и в рядах МВД Правительства национального согласия, например, они доминируют в «Силах сдерживания». Поэтому можно сказать, что в Ливии КСА не стала складывать все яйца в одну корзину, оставив для себя определенное поле для маневра.
Также Эр-Рияд занимает более гибкую позицию в отношении «Братьев-мусульман», чем Абу-Даби. Главным союзником КСА в Йемене является движение «Аль-Ислах», в состав которого входят и находятся на ведущих ролях йеменские «Братья-мусульмане». В свою очередь, ОАЭ поддерживают южно-йеменских сепаратистов и заявляют, что «Аль-Ислах» такой же противник для Эмиратов, как и хуситы.
Таким образом, Йемен является одной из точек напряжения в отношениях Саудии и Эмиратов. Поэтому хотя в Эр-Рияде с опасением относятся к более активному вовлечению Турции и Катара в йеменский конфликт через поддержку «Аль-Ислах», но в то же время осознают, что это может принести и определенные дивиденды, сбалансировать эмиратское влияние в Йемене и наконец способствовать окончанию йеменской войны через диалог между хуситами и «аль-Ислах» при участии Турции и Катара. А у Эр-Рияда при таком сценарии остаются шансы вновь начать опекать хуситов (как это было в 2012-14 годах), оторвав их от Ирана.
Саудовская Аравия также пока не спешит идти следом за ОАЭ и восстанавливать отношения с режимом Асада или нормализовать с Израилем, что также может содействовать улучшению общего климата саудовско-турецкого диалога. Наконец настороженность по поводу курса администрации новоизбранного президента США Джо Байдена, от которого в Анкаре и Эр-Рияде ожидают скорее неприятностей, заставляет эти государства оставлять открытыми двери для поиска компромиссов и сближения позиций.
Однако о начале реального потепления в отношениях между Анкарой и Эр-Риядом говорить пока преждевременно, и то, что сейчас наблюдается, скорее лишь первые пробные шаги. А кто за ними стоит из саудовского руководства, пока неизвестно.
