Существуют два разных резерва. Первый – это резервы бюджета, которые используются на случай непредвиденных расходов или для покрытия бюджетного дефицита. В России такой пул ликвидности называется Фондом национального благосостояния (ФНБ), а в Норвегии – Государственный пенсионный фонд «Глобальный» (НГПФ).
Другим резервом являются международные резервы центрального банка. Эти деньги, как правило, хранятся на счетах ЦБ для обеспечения устойчивости национальной валюты. Например, если население бежит в банки менять свои сбережения на иностранную валюту, то спрос на национальную валюту падает, а на иностранную растет. Чтобы в таких условиях не было дефицита иностранной валюты, что всегда приводит к обвалу курса национальной валюты, центральный банк начинает выкупать свою нацвалюту за иностранную. К примеру, когда в 2014-2015 годах россияне массово побежали менять рубли на доллары, Банк России покупал дешевые рубли за дорогие доллары, растрачивая резервы, но дефицит долларов в экономике не наступил. Как только россияне обменяли все свои деньги и фактически дальше было обменивать нечего, Банк России перестал продавать доллары. Российский валютный рынок насытился валютой, а рубли стали отражать тот курс, который сформировался на открытом рынке. Пострадали все, но без такой меры финансовая система страны вряд ли устояла бы.
И тот, и другой фонды всегда являются реальными ценностями. Собранные резервы — это недополученные зарплаты и пенсии. Однако есть страны, которые зарабатывают намного больше, чем необходимо для их населения, а есть страны, расходы которых слишком велики, чтобы запастись достаточными деньгами без жесткой экономии. Так, Россия добывает около 11 миллионов баррелей нефти, но 5 миллионов использует для внутреннего потребления. Норвегия при этом добывает порядка 4,5 миллионов баррелей (если пересчитать в эквивалент добытые газ и другие виды энергоносителей). Однако население Норвегии меньше российского почти в 30 раз. Представьте, что выручка за половину экспортируемого Россией газа идет в бюджет одного только Санкт-Петербурга.
Среди самых развитых стран, стран Запада, Норвегия – это не единственная сырьевая страна. Австралия и Канада также являются сырьевыми. Канада поставляет половину потребляемой нефти на крупнейший рынок на планете – рынок Штатов. Австралия занимает лидирующее место по экспорту угля и некоторых других сырьевых товаров. У этих стран также население в разы меньше, чем в России (Австралия – 25,5 млн человек, Канада – 37,7 млн человек).
Кроме того, в экономике существует также и такое явление, как Голландская болезнь, когда у индустриально развитого государства экспорт сырья приводит к деградации промышленности, ввиду того, что чрезмерные доходы приводят к росту национальной валюты, и потому дешевый импорт товаров (как следствие падения валют других стран) вытесняет с рынков товары, произведенные внутри страны, что оказывает негативное влияние на другие секторы экономики. Эта болезнь поразила не только Голландию, но когда-то и Россию, а ныне и США активно набирают обороты, заняв в 2019 году первое место по добыче нефти, что также может нанести урон их промышленности, несмотря на то, что подавляющая часть этой нефти идет на внутреннее потребление.
Все страны, зависимые от экспорта углеводородов, поняли, что при обвале цен на нефть (цены на другие сырьевые товары также привязаны к ценам на нефть) нужны средства для покрытия дефицита бюджета. Так, Норвегия создала крупнейший в мире суверенный фонд в 1,3 трлн долларов. Тут, пожалуй, единственным несырьевым государством с подобным резервом является Китай. Эта страна не сидит на нефтяной игле. Поднебесная – мировая фабрика, а потому сокращающееся потребление во всем мире ставит и ее в уязвимое положение, вынуждая ее, как и сырьевые страны, держать крупные резервы, необходимые для сбалансирования финансовой системы, учитывая, к тому же, растущий корпоративный и суверенный долг.
Суверенный фонд России насчитывает порядка 182 млрд долларов, что составляет 55% бюджета. В Норвегии же бюджет составляет 16% от резервов. При этом Россия все эти годы снижала долю доллара и американских гособлигаций в своих запасах, заменяя их золотом, в результате чего Россия вошла в пятерку крупнейших по запасам золота стран. Сейчас у страны 2300 тонн желтого металла, что составляет 23% всех ее резервов. Однако мы помним, что сверхприбыль от продаж нефти идет в резервы – вся та часть, которая выше 42 долларов за баррель. Это значит, что каждый третий барель идет в резерв, а раз в резервах резко выросла доля золота, то фактически каждый десятый барель нефти все эти годы продавался за золото.
С 1998 года по 2020-й суверенный фонд Норвегии, который вкладывается в акции более чем тысячи компаний, приносил в среднем 6,3% годовых. Золото, как известно, выросло на 66% за последние 6 лет, что значит, что в среднем этот металл приносил вдвое больше доходов российскому фонду, чем акции и другие ценные бумаги в норвежский. Однако, как уже говорилось ранее, золото составляет всего четверть российских резервов, и хранится оно в качестве международных резервов, а не резервов бюджета страны.
Не так давно США ввели санкции на приобретение российских суверенных бондов на первичном рынке, что означает, что приобретение у посредника пока не запрещено. Однако суверенные бонды выпускает не только Минфин, но и Банк России и сам ФНБ. По этой причине Россия вряд ли сможет пойти путем Норвегии, особенно, учитывая, что Россия начала курс дедолларизации еще в 2015 году, ввиду чего доля американских казначейских облигаций упала в 4 раза в российских резервах. Более того, ФНБ хоть и продолжает вкладывать средства в ценные бумаги, но львиная доля средств все же хранится в китайских юанях, а еще небольшая часть в британских фунтах стерлингах.
В отличие от Норвегии, в России только каждый второй добытый баррель нефти и кубический метр газа идут на экспорт, и потому нефтегазовые доходы бюджета составляют всего 113 миллиардов долларов (треть бюджетных поступлений). По этой причине, чтобы Россия могла пополнять резервы, как Норвегия, чьи доходы в совокупности лишь вдвое ниже, России нужно экспортировать в десятки раз больше, что невозможно.
Несмотря на ограниченные возможности, 23 декабря 2020 года прошло первое заседание Госсовета, на котором все нацпроекты и программы по социальному и экономическому развитию были объединены в единый десятилетний план, а средства, необходимые для достижения национальных целей развития, составили почти 40 триллионов рублей, что составляет более 530 млрд долларов. Однако это четырехлетняя прибыль от продаж энергоносителей. Это также означает, что если у уже развитой Норвегии сверхприбыль в четыре раза превышает пороговый уровень, то России придется использовать свою сверхприбыль, чтобы хотя бы приблизиться к уровню Норвегии. У этой скандинавской страны нет другого выхода, кроме как вкладывать свои резервы в ценные бумаги, учитывая, к тому же, что запасы углеводородов в этой стране начнут иссякать уже к 2040 году. Она не может направлять такие средства в национальную экономику из-за того, что денежная масса и курс кроны взлетят настолько, что импорт станет чрезмерно дешевым – начнется Голландская болезнь.
Россия, правда, тоже не может направлять все поступления от углеводородов в экономику. Она не просто под санкциями, которые в среднем ускоряют инфляцию на дополнительный процент, что не так мало, как кажется, потому что увеличение госрасходов тоже приводит к инфляции. Из-за этого властям и дальше придется изымать из оборота рубли (проводить жесткую денежно-кредитную и фискальную политику – затягивать пояса для населения), чтобы растущие доходы граждан не были номинальными, потому что есть риск, что рост цен превысит рост доходов. Эта дилемма российской экономки. Ей остается только искать баланс между увеличением резервов и направлением их в реальный сектор экономики, а сами резервы вкладывать в те активы, на которые не распространяются санкции – в золото.
