Сирийское восстание началось в марте 2011 года, когда силы безопасности сирийского режима открыли огонь и убили нескольких демонстрантов в южном сирийском городе Дераа. Это спровоцировало новые волны протестов с требованиями отставки Асада, которые распространились по всей стране.
На них режим ответил еще большей жестокостью и репрессиями, что вызвало переход на сторону протестующих отрядов сирийских вооруженных сил, отказавшихся стрелять в гражданских лиц. Летом 2011 года сирийские протесты, начавшиеся как сугубо мирные акции, переросли в полномасштабную гражданскую войну.
Сирийская революция по-прежнему порождает многочисленные споры по поводу ее сущности и причин. В числе таких часто указывается «Внешний заговор» против «процветающей Сирии» – тезис, который активно продвигают пропаганда сирийского режима и поддерживающие его зарубежные партнеры.
При этом в число недоброжелателей – участников «заговора» включаются самые разные государства, в зависимости от того или иного контекста и содержания повестки дня. Это могут быть как США и Британия, так Франция и другие государства ЕС, Катар и Турция, Саудовская Аравия и Эмираты, «Братья-мусульмане» и «салафиты» или все вместе.
В то же время вряд ли можно назвать кого-то из внешних игроков, кто был бы заинтересован на том этапе в свержении режима в Дамаске. Также не стоит искать параллелей и с военным вмешательством Запада в Ливию в том же году, где особую роль сыграли как раз не Соединенные Штаты, а их европейские союзники, имевшие свой список претензий к Каддафи. Но они никогда бы не выступили против него, не начнись в самой Ливии вооруженное восстание, которое так же, как и в Сирии, стало проявлением накопившихся внутренних проблем, противоречий и кризисных явлений и не было инспирировано извне.
Сам Башар Асад, действительно, не побоюсь этого слова, боится США, опасаясь собственного устранения, в том числе и физического, что и заставляло его, например, поддерживать радикальные террористические группировки, действовавшие в Ираке. Однако Вашингтон и его партнеры после иракского и афганского фиаско в большей степени были склонны воспринимать Асада как предсказуемый элемент, гарантирующий определенную стабильность на их флангах, с которым можно иметь дело.
Их позиция определялась фразой «природа не терпит пустоты» и выражалась в опасении возникновения нового вакуума безопасности, что, собственно, и произошло. Также Белый дом настораживала перспектива прихода к власти в Сирии еще более враждебных США (и Израилю) сил, чем сирийский режим.
Соединенные Штаты и их европейские партнеры, конечно, настаивали на том, что «Асад должен уйти», но его отстранение от власти стало бы частью политического и юридического процесса, а не захвата президентского дворца в Дамаске повстанцами, которые смогли бы продиктовать собственные условия, не согласованные с Вашингтоном. Поэтому акцент делался не столько на реальную поддержку вооруженной оппозиции, сколько на согласование положений ухода Асада с руководством сирийского гражданского общества, и пока это согласование шло, сам сирийский режим смог удержаться и отвести от себя угрозу.
Собственно военная помощь, которая шла сирийским повстанцам по программе ЦРУ (Пентагон изначально выступал против любой поддержки оппозиции, кроме террористов СНС), прежде всего противотанковые ракетные комплексы TOW, была направлена не на достижение полного военного превосходства повстанцев над силами режима, но лишь позволяла оставаться «на плаву» многим умеренным исламским и светским группировкам и обеспечить определенный баланс в лагере самой оппозиции. Эти фракции становились более востребованными в различных повстанческих альянсах, значительно увеличивая их возможности по ведению борьбы с бронетехникой. Но этого было явно недостаточно, чтобы переломить ход войны.
Саудовская Аравия также не стремилась демонтировать сирийский режим. До 2011 года Эр-Рияд использовал сочетание дипломатического давления и убеждения, пытаясь вырвать Сирию с иранской орбиты, но каких-либо попыток организовать заговор или революцию в стране он не предпринимал. Конечно, восстание против Асада открыло перед Саудовской Аравией новые возможности, чтобы путем поддержки революции не только выдавить Тегеран из Сирии, но и минимизировать его влияние в арабском мире.
Но КСА лишь пыталась взять под контроль уже запущенный стихийный революционный процесс или даже возглавить его, но сама искра восстания возникла вне зависимости от желания Эр-Рияда, который кроме всего прочего опасался, что в случае свержения Асада его заменят слои еще более враждебные для Саудовской Аравии.
Вместе с тем в течение первых нескольких месяцев сирийского восстания Турция, которой обычно приписывалось и кураторство над оппозицией, стремилась сохранять свои особые отношения с сирийским режимом и дистанцироваться от поддержки его противников. Анкара рассчитывала на свои особые отношения с Дамаском, пыталась подтолкнуть Асада отказаться от чрезмерного применения силы, провести реформы, включая отмену чрезвычайных законов, освобождение политических заключенных и предоставление свободы действия политическим партиям. Лишь после очередного отказа Асада принять турецкий план урегулирования, который предусматривал допустить во власть представителей сирийской оппозиции, наступил окончательный разрыв между двумя странами.
Подобным образом действовал и Катар, чей наследный принц, а ныне правящий эмир Тамим бин Хамад посетил Дамаск, где встречался с Башаром Асадом, пытаясь убедить его начать политические преобразования.
Таким образом, региональные игроки – Турция, Катар или КСА были далеки от того, чтобы строить какие-то «козни» и «заговоры» против сирийского режима. Они стали оказывать поддержку оппозиции только после того, как стало очевидно, что Асад отказывается прислушиваться к их советам и лишь раскручивает маховик убийств и репрессий, переходя все пределы разумного. Никто из них не ставил цель демонтировать сирийский режим путем запуска протестных акций.
Предлагаемый же Турцией и Катаром план реформ мог бы установить в САР политическую систему, подобную той, которая была в Алжире после гражданской войны, где при сохранении правящего в стране режима во главе с «Фронтом национального освобождения» было обеспечено широкое представительство в правительстве и парламенте различных политических партий, от либеральных до исламских. Собственно, эта система и спасла Алжир от повторения второй гражданской войны в 2019 году.
Но Асад воспринимал любые уступки как угрозу его монополии на власть, которой он ни с кем не собирался делиться. Поэтому и основную причину восстания следует искать в сущности самого режима Асада, а не во внешнем заговоре.
Президент Башар Асад пришел к власти в 2000 году после смерти своего отца Хафеза, который авторитарно правил Сирией после захвата власти с 1971 года, опираясь на аппарат партии «Баас» и подавляя любое инакомыслие, а в САР был установлен наследственно-партийный режим, подобный Кимам в КНДР.
Несмотря на ожидания и заверения, Башар Асад быстро развеял надежды на реформы, которые ограничивались лишь показательными амнистиями и определенными жестами в отношении верующих мусульман – как то разрешение носить хиджабы в государственных заведениях, открытие мечетей в перерывах между молитвами и т.д.
Однако эти шаги имеют мало общего с реальными преобразованиями, которые так и не были проведены. Власть по-прежнему оставалась сосредоточенной в правящей семье Асадов, а однопартийная система практически не оставляла возможностей для какой-либо политической активности сирийцев: любое политическое инакомыслие жестоко подавлялось. Активность гражданского общества и свобода СМИ были по-прежнему серьезно ограничены, что похоронило надежды сирийцев на политические преобразования и в обозримой перспективе.
Сирийская партия «Баас» считается основателем «арабского национал-социализма», идеологического течения, которое объединило управляемую государством экономику с панарабским национализмом. Однако к 2000 году идеология баасистов превратилась в пустую оболочку, дискредитированную проигранными войнами с Израилем и расколом между правыми – иракскими и левыми – сирийскими баасистами, которые стали непримиримыми врагами. В самой Сирии в конце концов сама партия превратилась в аппарат обслуживания интересов правящего клана и его близкого окружения, чьи представители стали и высшими партийными функционерами.
Таким образом, в Сирии возник режим «асадизма», который является квинтэссенцией всех наиболее негативных черт баасизма, наподобие того, как сталинизм стал апогеем зла большевизма. Важным элементом этого режима стала также его «сектантская» составляющая, так как непропорциональное число ключевых мест в структуре как гражданского, так и военного руководства принадлежит этно-конфессиональному меньшинству алавитов, чьими представителями является семья Асадов. Естественно, в такой ситуации сирийские арабы-сунниты, которых в Сирии подавляющее большинство, считали подобное положение дискриминацией.
Придя к власти, Асад попытался провести экономические реформы, используя китайскую модель. Однако коррумпированность системы привела лишь к обратному эффекту. Так, в ходе приватизации наиболее прибыльные сферы и объекты достались представителям близкого круга и членам семьи Асада. На фоне стремительного обогащения связанных с режимом светских баасистских кругов, провинциальная консервативная мусульманская Сирия, ставшая впоследствии центром восстания, кипела от недовольства, вызванного резким ростом цен, падением уровня жизни.
Это усугублялось обрушившейся на страну в 2006 году сильнейшей засухой, которая стала причиной разорения миллионов фермеров и крестьян, которые потянулись за лучшей жизнью в сирийские мегаполисы, расселяясь по их трущобам, впоследствии ставшим оплотами восстания, таким как Восточная Гута в Дамаске. Все это также привело к расколу между условным светским «городом» со значительной алавитской прослойкой и религиозной суннитской «провинцией», чьи разорившиеся представители стали заселять городские пригороды, а средний класс был лишен доходов, что еще больше разожгло гнев сирийцев.
Сами сирийские коррумпированные власти своими действиями лишь усугубляли положение. Сирийцы тратили последние сбережения на взятки, чтобы обеспечить себе возможность жить, работать и учиться на новых местах, что лишь вызывало еще большую ненависть к режиму. Система была коррумпирована до такой степени, что после начала восстания повстанцы, выступившие против Асада, покупали оружие у правительственных сил, с которыми они воевали.
Наконец, нельзя не упомянуть сирийские спецслужбы, печально известный мухабарат, чьи преступления стали одной из причин сирийского восстания. Мухабарат проник во все сферы жизни общества и ставил себя выше закона и Конституции. Сирийские спецслужбы имели собственную систему тюрем и иных мест заключения и не нуждались в каких-либо судебных решениях для того, чтоб арестовать или казнить, кого сами посчитают нужным. Собственно, внесудебные задержания, пытки и казни сирийских подростков и стали непосредственным поводом к массовым выступлениям на юге Сирии.
Следует отметить, что сирийский режим отказывается воспринимать сирийское восстание как результат собственных ошибок, отказывается делать какие-либо выводы, пытаясь вернуть ситуацию к положению 2011 года, чем лишь усугубляет собственное положение. Если режим выиграл войну, то он еще не выиграл мир. Все проблемы, которые привели к революционной ситуации в стране, в ходе войны только усугубились. Если в Сирии не будут проведены глубинные реформы, которые затронут основу нынешней системы, страну ждет коллапс и новый виток эскалации.
Вместе с тем пока у семьи Асадов находится административный ресурс, никакие реальные реформы в стране не представляются возможными, и всю вину за произошедшее в стране сирийский режим будет по-прежнему возлагать исключительно на «внешний заговор», снимая с себя какую-либо ответственность, разве что кроме той, что он был «недостаточно жестким» с «террористами» – то есть со всеми сирийцами, взявшими в руки оружие, и теми, кто их поддерживал.
