Распад Югославии и последовавшие за этим вооруженные конфликты между различными народами федерации продемонстрировали, какую опасность несут нерешенные национальные противоречия. В ходе этой войны боснийские мусульмане понесли максимальные потери, пережив геноцид и массовые депортации. Значительно пострадала и инфраструктура, особенно религиозная. По оценкам различных источников, в Боснии было разрушено примерно 1 000 мечетей.
Многие из этих мечетей были построены сотни лет назад. Например, мечеть Арнаудия, возведенная в 1594 году в городе Баня-Лука, была взорвана сербскими боевиками 7 мая 1993 года. Уничтожение мечети было санкционировано администрацией Республики Сербской, стремившейся избавиться от исламского наследия города. Вместе с Арнаудией была разрушена мечеть Ферхат-паши, построенная в 1579 году. Считается, что на территориях, находившихся под контролем боснийских сербов, было разрушено более 90% мечетей. Таким образом, боснийские мечети пережили коммунизм, но не смогли пережить сербский этнофашизм.
Вместе с тем конфликт в бывшей Югославии нельзя назвать религиозной войной. Все народы Югославии пережили секуляризацию и изгнание религии из публичной сферы. Коммунистическое образование должно было минимизировать религиозный фактор и по замыслу югославских социалистических лидеров воспитать нового человека. Однако религию слишком рано похоронили.
В условиях распада государства и краха коммунистических ценностей именно религия стала использоваться как маркер идентичности, позволяющий отнести человека к тому или иному народу, определить, кто есть свой, а кто чужой. В то время как югославская надрелигиозная идентичность оказалась неспособной быть цементирующим фактором, а скорее начала играть на руку сербскому националистическому проекту.
Например, известный режиссер Эмир Кустурица, который, несмотря на то, что идентифицировал себя как югослава, крестился в Сербской православной церкви. По его мнению, боснийцы – это не некий отдельный народ, а сербы, которым навязали ислам и новую идентичность. Таким образом, по мнению Кустурицы, процесс возвращения к «истокам» весьма прост: необходимо отказаться от ислама и вернуться в лоно сербского православия.
Безусловно, этнические чистки и разрушения мечетей, о которых упоминалось ранее, не имели прямого религиозного мотива и сербские священнослужители не призывали убивать мусульман или же католиков. Православие, как и ислам, за многие века выработало различные способы взаимодействия и сосуществования с иноверцами. Несмотря на это, лидеры белградских и боснийских сербов постоянно апеллировали к религиозным смыслам и символам для оправдания агрессии против боснийцев, хорватов и косовских албанцев.
В основу сербской националистической идеологии, а позднее и сербской национальной идентичности лег так называемый Косовский миф, основанный на легендах о реальных событиях, связанных с битвой на Косовом поле в 1389 году. По версии сербских националистов, Лазарь – правитель феодальной Сербии – противостоял Османскому султану Мураду I, который стремился покорить и исламизировать христианскую Европу.
Князь Лазарь, обладая недостаточными для сопротивления силами, решил бросить Мураду вызов, прекрасно осозновая, что сербы не смогут одержать победу. Его мученическая смерть продемонстрировала «небесный выбор» сербского народа, который отказался подчиниться иноземным захватчикам и выбрал смерть вместо позора. Самого Лазаря за его многочисленные страдания и жертвы многие сербские авторы даже уподобляли Иисусу Христу. Так появился миф о том, что за приверженность христианству и отказ от земных почестей сербы наследовали царство небесное, став чем-то вроде нового народа Израилева.
Интересно, что турецкие историки никогда не рассматривали Косовскую битву в качестве самого решающего события в истории Балкан или же Сербии. Война против сербского князя Лазаря воспринималась в качестве одной из успешных, но периферийных кампаний, проводившихся в последние десятилетия XIV века.
После падения сербского государства, по мнению сербских националистов, наступил длительный и позорный период «османо-мусульманской оккупации и рабства». Будучи сформированным при активном участии сербской церкви Косовский миф включает в себя множество христианских символов, а сама Сербия рисуется в качестве бастиона христианства на пути продвижения «мусульманских орд».
В этом мифе религиозное неотделимо от политического и национального, и именно в этом и кроется его сила. Борьба и реванш за поражения оказываются тесно связанными с воображаемыми событиями 600-летней давности, которые окрашиваются исключительно в религиозные тона.
Косовский миф приобретает особую актуальность в XIX веке, когда у сербских националистов возникла нужда в мобилизации народных масс для борьбы с османской администрацией. Косовский миф, поддерживаемый духовенством, оказался как нельзя кстати. После появления на политической карте мира независимой Сербии Косовский миф становится государствообразующим, а сам князь Лазарь приобретает статус самого важного исторического персонажа.
В 1889 году сербские власти широко отмечают 500-летие Косовской битвы, а сама дата битвы устанавливается в числе важнейших национальных праздников. Косовский миф ложится в основу реваншистских устремлений сербских националистов и на целое столетие определяет судьбу сербского и других народов.
Одной из попыток реализовать цели сербских этнофашистов становится идеология югославизма, которая доминировала в Югославии, образованной сразу после окончания Первой мировой войны. Югославизм стремился объединить сербов, хорватов и словенцев, рассматривая их как триединый народ, а сама Югославия для сербских националистов была инструментом для создания Великой Сербии. Католическая церковь и ислам подвергались дискриминации, а сербскому языку и Сербской православной церкви были открыты все двери.
После Второй мировой войны Югославия оказалась под властью коммунистической партии, которая заметно ослабила влияние сербских националистов на югославизм. Коммунисты под руководством хорвата Иосипа Броз Тито, проводили политику децентрализации, превратив Югославию в федерацию, что особенно раздражало сербских радикалов.
После смерти Тито в 1980 году сербы постепенно берут под контроль государственный аппарат и армию. В 1989 году, отмечая очередную годовщину битвы на Косовом поле, будущий глава Югославии, серб Слободан Милошевич заявил: «Сербия всегда была бастионом, который защищал европейскую культуру, религию и европейское общество». Его выступление стало кульминацией празднования 600-летия битвы с Османами, которое продолжалось несколько месяцев.
По примеру Милошевича, многие общественные и религиозные лидеры Сербии подхватили обсуждение Косовского мифа и ведущую роль сербов в ассамблее народов Югославии. Все эти мероприятия способствовали еще большему усилению националистических и реваншистских настроений среди сербов. Представители других республик предпочли отказаться от посещения праздника, воспринимая действия сербских властей как провокацию и потакание сербскому национализму.
В этом же году Сербская православная церковь достала останки князя Лазаря и распространила их по землям, которые сербы называют своими историческими территориями, включая территории других национальных республик, прежде всего Боснии и Хорватии. Для того, чтобы лично увидеть останки Лазаря, толпы скорбящих сербов часами выстаивали гигантские очереди, на которых они клялись никогда более не допустить поражения Сербии. Под поражением, вероятнее всего, понималась «потеря» Боснии и некоторых территорий Хорватии, именно в этих республиках будут проходить наиболее ожесточенные бои, когда в Югославии разразится гражданская война.
Позднее, в 1994 году, то есть уже после начала боевых действий на территории Боснии, лидер боснийских сербов Радован Караджич, разъясняя мотивацию сербских боевиков, заявил: «Наша вера присутствует во всех наших помыслах и решениях и подчиняется голосу Церкви как гласу высшей власти». А на одном из митингов, проходивших в Сараево, Караджич также сказал: «Сегодня даже Бог – серб!» Кровавый мясник Сребреницы генерал Ратко Младич пошел несколько дальше и заявил, что проблема Боснии будет решена только в том случае, если мусульмане обратятся в православие.
Все эта риторика всегда находила поддержку у представителей Сербской православной церкви. Митрополит Николай, предстоятель сербской церкви в Боснии, провозгласил на Пасху 1993 года, что те, кто принимают руководство Караджича и Младича, «идут трудным путем Христа». Такого рода высказывания сербского духовенства сочетались с попытками представить сербов в качестве вечно преследуемого народа, который находится под угрозой уничтожения.
Всего через два года после геноцида мусульман Сребреницы патриарх Павел заявил: «На протяжении своей истории сербы сталкивались с самыми жестокими формами геноцида и изгнания, которые ставили под угрозу их существование, но, несмотря на это, сербы всегда защищали себя, свою духовность, культуру и демократические убеждения».
Геноцид боснийских мусульман со стороны армии боснийских сербов церковь всегда отрицала. Более того, несмотря на очевидные доказательства вины руководства боснийских сербов в геноциде, патриарх Павел написал заявление в Совет Безопасности ООН, в котором потребовал приостановить производство по делу о военных преступлениях Радована Караджича в Гаагском трибунале, а также призывал власти Сербии не выдавать Ратко Младича.
Неудивительно, что во время войны Сербская православная церковь оказывала всестороннюю поддержку лидерам боснийских и хорватских сербов. Патриарх даже оправдывал действия известного уголовника и террориста Аркана (настоящее имя Желько Ражнатович), чья группировка повинна в многочисленных преступлениях против гражданского населения. Несмотря на это, Павел встречался с Арканом и даже подарил ему икону. После этой встречи Аркан стал именовать патриарха своим командиром.
Таким образом, воспринимая себя в качестве хранителя сербской идентичности православная церковь активно участвовала и продолжает участвовать в формировании религиозно-националистического мифа. Церковь не нашла в себе сил, чтобы критически переосмыслить свое отношение к мусульманам и представителям других религий, рассматривая многообразие Югославии и Сербии больше как вызов, чем преимущество. В значительной степени именно этот миф повлиял на демонизацию мусульманского населения Югославии и до сих пор является угрозой и вызовом межнациональному миру на Балканах.
