Кардинальные реформы образования в России, судя по всему, в духе возврата к советской системе, особенно интересно выглядят в сравнении с процессами, происходящими в турецком образовании. Если в России с самого начала правления Владимира Путина началась государственная унификация образовательной системы, то в Турции с приходом к власти партии нынешнего президента происходило прямо противоположное.
Так, за годы правления Партии Справедливости и Развития количество частных школ в стране увеличилось в 13 раз. Если по состоянию на 2002 год их в Турции было 1377, то в 2021 году — 18360. Если раньше в частных школах училось 217 930 учеников, то в 2021 — 4 379 561. Если перед приходом к власти партии Эрдогана в них работало 20 730 учителей и иных сотрудников, то на восемнадцатый год ее правления — 169 740.
Для сравнения — в России, чья численность населения по официальным данным примерно на 40% выше, чем в Турции, к концу второго десятилетия нынешнего века частных школ было всего 851, а училось в них всего 123 700 человек. Да и в ней их количество формально увеличилось. Но темпами, несопоставимыми с турецкими. Если до прихода Путина к власти их было порядка 600, то за годы его правления их стало больше примерно на 40% — против 1300%.
С чем же связана такая разница между двумя странами в данной сфере?
Исторические предпосылки
Начать надо с того, что еще османскому обществу была присуща высокая степень общественного самоуправления, в частности в сфере образования. Примерно до середины XIX в стране вообще отсутствовало всеобъемлющее регулирование, которое начало внедряться во многих странах Западной Европы в т.н. Новое время, а в России, начиная с Петра I.
Султанская власть существовала как своего рода надстройка над множеством горизонтальных (по месту жительства) и вертикальных (по принадлежности к одной религиозной традиции) сообществ, внутри которых обычно осуществлялся и образовательный процесс.
Немаловажно и то, что до реформ середины XIX века, получивших название «Танзимат» (то есть «упорядочивание»), в Османской империи не было обширной государственной собственности, но при этом был широко развит исламской аналог англосаконского траста — вакф. Практически это означало, что основной массив социальных учреждений, включая образовательные, создавался частными лицами.
Состоятельный человек открывал и принимал на свое содержание какое-то общественно полезное учреждение, передавая для его содержания определенные средства. Иногда это делалось из чисто благотворительных соображений, но нередко и потому, что такие состоятельные люди сами были членами определенных религиозных сообществ, входя в сети солидарности их членов.
В России, в которой еще в середине XVII века произвольно созданная форма религии вытеснила живую религиозность и с начала XVIII века (то есть с того же Петра I) окончательно превратилась в казенную церковь, такая автономия и самоорганизация была уделом разве что «иноверцев», включая и русских. Лишь несколько последних десятилетий Российской империи ознаменовались развитием общественных свобод, включая негосударственные проекты в сфере образования.
Но, по историческим меркам, это продолжалось недолго — пока к власти не пришли большевики, возобновившие политику государственной унификации с еще большим размахом.
Ситуация в Турции к тому времени была иной. Турецкая Республика как национальное государство возникла в результате краха в Первой мировой войне сложного мультикультурного феномена Османской империи. Но для искоренения старых османских традиций создатель новой Турции начал свою политику с запрета тех религиозных сообществ, которые были фундаментом прежней, османской образовательной системы.
Были запрещены религиозные школы, а образование в государственных стало обязательным в возрасте с 6 до 14 лет. Появилось и дошкольное образование («детские сады») – необязательное и в силу этого не пользовавшееся большой популярностью у консервативного большинства населения страны. Ну и, само собой, в рамках политики «секуляризации» образование стало совместным для мальчиков и девочек в отличие от раздельного в османский период.
Тем не менее, несмотря на определенную схожесть в политике кемализма и большевизма в вопросах государственной унификации и секуляризации, разница между ними существовала изначально и со временем увеличивалась. Мустафа Кемаль не ставил перед собой цели ликвидировать частную собственность и предпринимательство, которые были основой экономики страны.
Поэтому одновременно с закрытием полноценных религиозных школ начали открываться школы для имам-хатыбов («настоятелей мечетей») с сильно усеченной программой. А в 1925 году уже начинают появляться частные школы.
Дальнейшая либерализация турецкой политики происходит с победой на выборах и приходом к власти в 50-е годы прошлого века оппозиционной Демократической Партии — то, чего в СССР по определению не могло произойти. Впрочем, надо отметить, что и в Турции ее лидеру Аднану Мендересу пришлось заплатить за свою политику жизнью, после того как в 1960 году он был свергнут в результате военного переворота и казнен.
Постепенное развитие этой тенденции привело к тому, что с долгосрочным утверждением у власти в начале XXI века последователей Мендереса, частные школы стали появляться, как грибы после дождя.
В наше время
При всех попытках провести параллели между политикой Владимира Путина и Реджепа Тайипа Эрдогана, очевидно, что и под руководством этих лидеров Турция и Россия остаются странами с сущностно разными социальными системами.
Главным отличием Турции является то, что это многопартийная страна, чье общество существенно сегментировано на последователей различных политических групп и даже спортивных клубов. И несмотря на укрепление власти правящей партии в масштабах страны, достигаемое благодаря победам на реально конкурентных выборах, оппозиционные партии не только сохраняются и возникают на общенациональном уровне, но и становятся правящими в тех или иных районах и городах.
Неудивительно, что такая партийность в широком смысле этого слова проявляет себя и в специфике тех или иных образовательных учреждений, будь то школы или университеты. С зачисткой последних островов фронды в образовательной среде вроде Высшей Школы Экономики в нынешней России отсутствуют университеты, чью атмосферу определяют оппозиционные партии.
И уж тем более не приходится говорить об образовательной автономии мигрантов, если она фактически ликвидирована даже для коренных народов страны. А вот в Турции только арабских школ в одном Стамбуле сегодня десятки.
На этом фоне в современной России практически отсутствует ниша автономных от власти сообществ, которыми могли бы быть востребованы негосударственные образовательные учреждения. В то время как в Турции действуют «русские культурные центры», «русские общества» и даже «русские православные движения», открыто популяризирующие установки «русского мира».
Но если образовательные учреждения, вокруг которых могли бы группироваться автономные сообщества, начали закрываться в России уже в начале правления Владимира Путина, то через два десятилетия руки государства дошли и до внешкольной и внеуниверситетской образовательной деятельности.
Так, в 2022 году в России был принят закон о просветительской деятельности, по которому государственному регулированию и контролю подлежит проведение уже различных лекций, семинаров и курсов.
Неудивительно, что такая атмосфера не способствует развитию частных школ, которые в условиях современной России остаются узконишевым продуктом. В подавляющем большинстве случаев они предлагают клиентам «элитарное образование», что в целом соответствует общемировым тенденциям.
Однако надо понимать, что в странах с развитым негосударственным образовательным сектором элитарные частные школы — только верхушка айсберга. И показательно, что, по мнению директоров российских частных школ, опрошенных в 2019 году (по данным доклада научного коллектива ВШЭ «Частные школы России: состояние, тенденции и перспективы развития»), в России не хватает негосударственных школ, ориентированных на соответствующие религиозные (45% опрошенных), национальные (39%) и различные мировоззренческие (32%) сектора.
В целом же, констатируя определенные успехи российских частных школ, авторы указанного доклада вынуждены признать, что, в сравнении с другими странами, в России «доля частного сектора школьного образования невелика», потому что «объемы негосударственных средств, направляемых в систему образования России, намного ниже соответствующих показателей развитых стран», а кроме того «нередко в отношении негосударственных школ любые проверки и инспекции действуют очень пристрастно», что «создает вокруг негосударственных школ напряженную атмосферу».
